На кургане - впереди полковников и конвойцев - стоял под своим знаменем
командующий, генерал Мамонтов, наблюдая за переправой. Он был хорошо виден
всем, как влитый, в походном казачьем черном бешмете, на серебристом коне,
царапающем копытом курган. Войска проходили с песнями, гремели литавры, в
воздух подлетали конские хвосты бунчуков. На востоке бурой степи,
заволоченной пылью идущих войск, перекатывался пушечный гром.
Командующий, подняв руку с висящей нагайкой, заслонился от солнца,
глядя, как плыли аэропланы со слегка откинутыми назад крыльями, он
сосчитал их и следил, покуда они, снижаясь, не ушли за горизонт. Мимо
кургана прошли только что сгруженные с парохода тяжелые гаубицы, их щиты и
стволы были размалеваны изломанными линиями, упряжки разномастных,
мохноногих, низких, косматых лошадей проскакали тяжелым галопом, бородатые
ездовые, лихачествуя, били их плетями. Еще не осела пыль - пошли танки,
огромные, из клепаных листов, с задранными носами гусеничных передач. Он
сосчитал их - десять стальных чудовищ, чтобы давить красную сволочь на
улицах Царицына. Он рысью съехал с кургана и поскакал вдоль берега,
знаменосец - за ним, на полкорпуса позади, осеняя его треплющимся
черно-сизым знаменем.
Подходили и грузились в лодки новые войска, плыли паромы с возами сена
и всякого войскового добра. Близ переправ стояли телеги, брички, большие
фуры, на которых возят снопы с поля. Около них спокойно постаивали в
ожидании переправы, похаживали почтенные станичники, иные закусывали, сидя
у костров. Это были посланные станицами к своим частям - сотням и полкам -
торговые казаки. Они вели хозяйство, брали добычу - будь то деньги, скот,
хлеб, фураж или всякие нужные вещи - одежда, одеяла, тюфяки-перины,
зеркала, оружие; из этой добычи снабжали свои сотни фуражом и
довольствием, если надобно - одеждой и оружием, а все остальное
переписывали, укладывали на воза и с подростками или с бабами отправляли в
станицы.
Мамонтов проехал хутор Рычков, где половина дворов была сожжена и гумна
чернели от пепла, и свернул вдоль железнодорожного полотна, дожидаясь,
когда с правой стороны Дона подойдет бронепоезд.
Донская армия, численностью в двенадцать конных и восемь пехотных
дивизий, наступала пятью колоннами.
Все пять колонн двигались стремительным маршем к последней черте
оборонных укреплений Царицына. Десятая красная армия, потерявшая связь с
северными и южными частями, отступала, уплотняясь на все более сужающемся
фронте. Ее пять дивизий малого состава расходовали последние пули и
последние силы.
Высший военный совет республики, который должен был оказать в эти дни
решительную помощь Десятой армии, был парализован тайным, хорошо
замаскированным предательством, - оно выражалось в крайней медлительности
всех движений и в том, что царицынские дела истолковывались как
второстепенные, ничего не решающие, а настроение царицынского военсовета -
паническим. |