- Почему были в степи в расположении войск?
Глаза его уставились не куда-нибудь, а прямо в их глаза. От этого
взгляда Даша вдруг изнемогла, прошелестела сухими губами:
- Он расскажет. Можно - я сяду?
Она села, держась за края лавки, и глядела на огонек, плавающий в
глиняном черепке. Кузьма Кузьмич, причмокивая, переступая с ноги на ногу,
начал рассказывать о том, как он подобрал в степи Дарью Дмитриевну и как
они шли к Дону, размышляя преимущественно о высоких материях. Об этой
стороне их путешествия он заговорил подробно, захлебываясь, торопясь,
чтобы его не перебили. Но командиры за столом сидели, как две глыбы.
- Великое дело, граждане командиры, мыслить большими категориями. Что
хочу сказать? Спасибо революции за то, что оторвала нас от унылых мелочей.
Богоравное существо, человек, предназначенный к совершению высоких задач,
- как Орфей струнами лиры оживлять камни и усмирять бешенство дикой
природы, - человек этот при коптящем ночнике муслил кредитки и ум, как бы
ловчее объегорить соседа... Спасибо вам, - разбили убогое житие, будь ему
нелегкая память... Муслить больше стало нечего, хочешь не хочешь -
перестраивайся на высокие темы... В доказательство моей искренности -
вот... (Он вытащил мешочек с солью.) Вот единственная моя собственность,
больше мне ничего не надо, остальное или прошу, или ворую. Но, граждане
командиры, хочу с вами поспорить... Боретесь вы счастья ради человека, а
человека-то часто забываете, он у вас пропадает между строк. Не отрывайте
революции от человека, не делайте из нее умозрительной философии, ибо
философия - дым: приняв чудный облик, он исчезает... Вот чем объяснимо мое
участие в судьбе этой женщины: в ней я перелистываю увлекательную и
поэтическую повесть, как, впрочем, и в каждом человеке, если подойти к
нему с любопытством, с жаждой... Ведь это вселенная уходит перед вами в
драной бекеше и в опорках.
- Хитро загнуто, - пустив дымок, сказал командир полка.
- А ну, покажите документы, - вслед за ним сказал ротный. Взяв у Кузьмы
Кузьмича и Даши паспорта, он придвинул светильню и низко нагнулся, мусоля
палец, осторожно перелистывая паспортные книжки. Командир полка изредка
тяжело вздыхал, посасывая обгоревшую трубочку, которая дымила у него под
усами уже пятый год войны.
- Кто ваш отец? - спросил ротный у Даши.
- Доктор Булавин.
- Это, что же, не министр бывшего самарского правительства?
- Да.
Ротный взглянул на командира полка и протянул ему Дашин паспорт.
Хмурясь, спросил у Кузьмы Кузьмича:
- Вы, что же, сами - из жеребячьего сословия?
Кузьма Кузьмич, будто давно ожидая этого вопроса, с восторгом зашаркал
опорками:
- Дважды был изгоняем из семинарии - за осквернение пищи и за,
сочинение вольнодумных куплетов. Отец мой, саратовский благочинный, дважды
отеческой рукой спускал мне шкуру со спины. Дальнейший послужной список
приложен при паспорте. |