Изменить размер шрифта - +

   - Почему были в степи в расположении войск?
   Глаза его уставились не куда-нибудь, а  прямо  в  их  глаза.  От  этого
взгляда Даша вдруг изнемогла, прошелестела сухими губами:
   - Он расскажет. Можно - я сяду?
   Она села, держась за края лавки,  и  глядела  на  огонек,  плавающий  в
глиняном черепке. Кузьма Кузьмич, причмокивая, переступая с ноги на  ногу,
начал рассказывать о том, как он подобрал в степи Дарью Дмитриевну  и  как
они шли к Дону, размышляя преимущественно  о  высоких  материях.  Об  этой
стороне их путешествия  он  заговорил  подробно,  захлебываясь,  торопясь,
чтобы его не перебили. Но командиры за столом сидели, как две глыбы.
   - Великое дело, граждане командиры, мыслить большими  категориями.  Что
хочу сказать? Спасибо революции за то, что оторвала нас от унылых мелочей.
Богоравное существо, человек, предназначенный к совершению высоких  задач,
- как Орфей струнами  лиры  оживлять  камни  и  усмирять  бешенство  дикой
природы, - человек этот при коптящем ночнике муслил кредитки и ум, как  бы
ловчее объегорить соседа... Спасибо вам, - разбили убогое житие, будь  ему
нелегкая память...  Муслить  больше  стало  нечего,  хочешь  не  хочешь  -
перестраивайся на высокие темы...  В  доказательство  моей  искренности  -
вот... (Он вытащил мешочек с солью.) Вот единственная  моя  собственность,
больше мне ничего не надо, остальное или прошу, или  ворую.  Но,  граждане
командиры, хочу с вами поспорить... Боретесь вы счастья ради  человека,  а
человека-то часто забываете, он у вас пропадает между строк. Не  отрывайте
революции от человека, не делайте  из  нее  умозрительной  философии,  ибо
философия - дым: приняв чудный облик, он исчезает... Вот чем объяснимо мое
участие в судьбе этой  женщины:  в  ней  я  перелистываю  увлекательную  и
поэтическую повесть, как, впрочем, и в каждом  человеке,  если  подойти  к
нему с любопытством, с жаждой... Ведь это вселенная уходит  перед  вами  в
драной бекеше и в опорках.
   - Хитро загнуто, - пустив дымок, сказал командир полка.
   - А ну, покажите документы, - вслед за ним сказал ротный. Взяв у Кузьмы
Кузьмича и Даши паспорта, он придвинул светильню и низко нагнулся,  мусоля
палец, осторожно перелистывая паспортные книжки.  Командир  полка  изредка
тяжело вздыхал, посасывая обгоревшую трубочку, которая дымила у  него  под
усами уже пятый год войны.
   - Кто ваш отец? - спросил ротный у Даши.
   - Доктор Булавин.
   - Это, что же, не министр бывшего самарского правительства?
   - Да.
   Ротный взглянул на  командира  полка  и  протянул  ему  Дашин  паспорт.
Хмурясь, спросил у Кузьмы Кузьмича:
   - Вы, что же, сами - из жеребячьего сословия?
   Кузьма Кузьмич, будто давно ожидая этого вопроса, с восторгом  зашаркал
опорками:
   - Дважды был  изгоняем  из  семинарии  -  за  осквернение  пищи  и  за,
сочинение вольнодумных куплетов. Отец мой, саратовский благочинный, дважды
отеческой рукой спускал мне шкуру со спины.  Дальнейший  послужной  список
приложен при паспорте.
Быстрый переход