— Обедать? — останавливает его хозяйка.

— После, после…

Мы идем с уполномоченным по селу, минуем сельсовет, школу, заходим за сложенные около школы дрова.

— Тут хоть лишних ушей нет, — об'ясняет Рябовских.

Уполномоченный предвидит мои вопросы и с места в карьер начинает:

— Вполне очевидно: хлебозаготовительный план выполнить не удастся. Хлебофуражный баланс составлен неправильно. Все перепутано. Приходится производить перераскладку! Почему неправилен баланс? Председателем сельсовета был кулак. Он все и напутал в кулацкую пользу… Нынче кандидат партии. Ничего, послушный парень. Да у меня — хоть кто не пикнет… Кулаки торгуют зерном. Я их описал, оштрафовал… У меня не десять голов… Что вы мне о работе с беднотой говорите! Кулаки и бедняки — одинаково против советской власти. Повадили эту бедноту хорошим отношением…

Рябовских бодрится, но голос его растерянно дрожит.

В комсоде табачный дым висит непроницаемой пеленой. Смешиваются разноголосые выкрики. Тянется печальная песня:

Надо долго присматриваться, чтобы разобрать тонущих в табачном дыму людей.

Рябовских садится поодаль.

— Днем предоставляю инициативу массам, — об'ясняет он мне. — Я по ночам работаю.

Затем он обращается к председателю сельсовета:

— Как дела?

Председатель вскакивает со скамейки, вытягивает руки по швам и рапортует:

— Занимаемся.

Занятиями управляет пьяненький, время от времени начинающий петь песни растрепанный человечек.

— Я, Тараруев, — партизан? Партизан! Я советскую власть люблю? Люблю! Братья мои, товарищи, полюбите и вы ее, мать родную.

Находящиеся в помещении крестьяне сумрачно молчат.

Тараруев начинает сердиться.

— Вас спрашивает Тараруев или не вас? Здесь кулаки? Очень рад, товарищ Дутов Петр Петрович, вас видеть.

Тараруев вылезает из-за стола, пошатываясь подходит к чернобородому старику и жмет ему руку.

— Петр Петрович, вы должны триста семьдесят пудов сдать, а вывезли только восемь. Любите вы советскую власть? Умоляю вас, вывезите излишки. Ну, хоть еще пудов тридцать, хоть двадцать…

— Вы так разговариваете с кулаками? — изумляюсь я. — Откуда этот пьяница?

— Есть тут, — безразлично говорит Рябовских. — Доброволец один.

* * *

На дверях сельсовета снаружи висит трепаный, разрисованный красными чернилами лист толстой бумаги: стенная газета. Половину листа занимает заголовок: «К новой жизни». Вся газета состоит из трех статей. Передовая о международном положении — плохая компиляция плохой и устаревшей информации окружной газеты; боевой призыв — заботиться о чистоте жилищ и уничтожать тараканов; информационный отчет о собрании по вопросу о хлебозаготовках.

Отчет поистине составлен добросовестно:

«При Амурском сельсовете состоялось собрание местных граждан.

Присутствовало большинство местных граждан.

Собрание открылось с опозданием.

Во время собрания в помещении было очень тесно и накурено.

Собрание было собрано для обсуждения хлебозаготовительного плана.

Гражданин Ларин сказал, что советская власть обирает крестьян и пусть берет хлеб сама, а крестьянам везти его не надо.

Гражданин Кузовлев сказал, что легче умереть, чем найти такое множество хлеба, и сказал, что хлебозаготовки не нужны.

Вот что говорилось на собрании».

«Вот что говорилось на собрании!» Поистине глубокомысленный вывод.

— Кто редактирует газету?

— Учительша.