— Кто редактирует газету?

— Учительша.

Восемнадцатилетняя безбровая девица, с голубым бантиком в косичке, непроходимо глупа.

— Кто пишет в стенгазете?

— Я.

— Только вы?

— Нет, еще одна учительница пишет.

— Вот у вас там о хлебозаготовках заметка. Ведь это же кулацкая заметка. Сейчас происходит классовая борьба…

— Происходит. Я знаю. Только в нашем селе классовой борьбы нет.

* * *

Напротив, в Лихарях, хлебозаготовки близятся к концу. Круглые сутки работают бригады, составленные из аккуратных сдатчиков. Село разбито на пять районов. Каждое мероприятие обсуждается на бедняцких собраниях. Коммунисты и комсомольцы работают с утра до вечера. Выполнив задание, предполагают организовать колхоз. Уже сейчас коллективизация в центре внимания всего села…

И никакого внимания соседнему берегу!

На соседнем берегу Рябовских полный хозяин.

Костя Меловой, правда, бедняк, но хозяин крепкий и умелый. Он завидует соседям, организующим колхоз. Он рискнул притти к Рябовских.

— Иван Митрич, если бы нам…

— Что? — строго спросил уполномоченный.

— Вот хлеб мы отдаем… Каждый врозь. Хлопот сколько. Обману много. Каждый норовит себе лишнее спрятать. Вот об'единиться бы всем в колхоз. Все ясно: хлеб всем поровну, а лишнее — государству… Порядок бы был.

— Хлеб-то сдал? — вместо ответа накинулся на него Рябовских.

— Сдал, — сказал и заробел Костя.

— Ну и уходи! — проводил его уполномоченный. — Хлеб не сдаете, а о колхозе говорить начинаете… Чтобы хлеб сдать! Выполните задание, уеду, тогда и об'единяйтесь.

* * *

Ночью уполномоченный повел на село наступление.

В школе, в нижней комнате, Рябовских оставил членов комсода. Сам расположился наверху.

Окна заставил школьными досками и партами. Тускло горела лампа. На столе наган.

Вызванные крестьяне после короткой беседы с членами комиссии посылались наверх.

Робея, вошла в комнату уполномоченного вдова Мерзлякова.

Рябовских затопал ногами.

— Не сдаешь? Не сдаешь?.. Снегом заставим питаться! На Соловки тебя отправим, на Соловки!

Мерзлякова растерянно попятилась.

— Милай… Дык я свезла же на своей Бурухе… Не надо мне Соловков. Чо кричать-то на бедных?

Заплакала.

Уполномоченный, не смущаясь, закричал вниз:

— Следующего.

Семахин, середняк, из следуемых ста пятнадцати пудов не сдал двенадцать.

За Семахиным затворилась дверь. Начался допрос.

Матерясь, остервенелый Рябовских бросился на вошедшего, схватил его за грудь, приставил к морщинистому, обветренному лбу дуло нагана и неистово закричал:

— Везешь? Иначе — пришью на месте!

Семахин кряхтел.

— Не везешь? Снимай штаны. Раздевайся, скотина, донага.

Рябовских уже не кричал, а шипел сквозь стиснутые, побелевшие губы…

…Щелкал взводимый курок…

Старик Боков слетел с лестницы, часто закрестился и с испугу выполз из школы на четвереньках.

* * *

По селу ползли слухи: уполномоченный по ночам расстреливает крестьян. Правда, все еще были живы, но слухам верили.

Слухи усердно распространялись. Ползли дальше, за село…

Крестьяне решительно отказались приходить в комиссию.

Не вывозили хлеба и прятались по домам.

Не действовали никакие угрозы.

2

Спорили ожесточенно.