|
Вниз по склону той же горы древесно-жестяными наростами шелушатся чешуйки бедуинского стана. Слева тянется полукруг домов улицы «Райские плоды», террасами двориков вгрызающейся в гору. Один из них в нашей семье носит название «Дом Голого». Мы так и говорим: – Да это же недалеко, возле Дома Голого… или: – Давай срежем угол, мимо Дома Голого. История этого топографического названия незамысловата: в один из жарких дней мы с Кондратом трусили себе рассветной улицей, думая каждый о своем. Вдруг в одном из окон взле-тели с подвизгиванием автоматические жалюзи. Я обернулась. За стеклом большого, от пола до потолка, окна стоял обнаженный юноша. Сильно потягиваясь, он широко и сладко зевал, глядя вдаль, на Иерусалим. Затем перевел рассеянный взгляд вниз, на улицу, увидел нас с Кондратом и приветливо помахал рукой. Помнится, в тот момент я живо представила, как бы в этой ситуации поступила средняя американка из городка на Среднем Западе: она бы выколотила из голых чресл своего соседа миллиона полтора долларов. Но у нас здесь не Средний Запад. Возможно, этот парень – солдат, вернулся домой на суб-боту, накануне вволю нагулялся в городе, свалился спать под утро, а сейчас вскочил и сразу рас-пахнул окно, не задумываясь о своем неофициальном виде. Вы догадываетесь, что я сделала? Конечно, я помахала ему в ответ. И мы потрусили даль-ше, привычно завернув на улицу «Багряная нить». (Кому-то может показаться, что я выдумываю названия улиц или приукрашиваю сущест-вующие. Ничуть не бывало! Да и странно было бы предположить, что народ, сызмальства вскормленный поэтикой библейских текстов, может согласиться на какой-нибудь «Комсомоль-ский тупик» или «Большевистский проезд». Поэтому прогулка по улицам нашего городка дос-тавляет мне еще и медленное филологическое удовольствие: «Очи, возведенные к небесам»! «Яхонтовая площадь»! «Виноградная лоза»! «Дорога в Иудейской пустыне»!.. Целая россыпь «звучащих» улиц: «Арфа», «Скрипка», «Флейта», «Поющий рожок»!.. Не говоря уже о том, что главное шоссе, пересекающее весь город, называется «Дорога к Храмовой горе» и, что действи-тельно интересно, – приведет-таки вас, куда обещает!) В этот соловьиный рассветный час по пути нам – по двое, по трое, – встречаются бедуин-ки, бодро обходящие мусорные баки в поисках утиля. Как старательницы, критически разглядывая содержимое баков, они ворочают внутри палкой, почему-то отбрасывая одно тряпье и складывая другое аккуратной горкой на асфальте. Затем присаживаются на скамейки, достают термос с кофе, булки, намазанные хумусом, и горячо, деловито что-то обсуждают, жестикулируя и позвякивая многочисленными браслетами на руках… Говорят, бедуинские женщины – такой обычай – все свое золото носят на себе: если муж уличает жену в измене, он выгоняет ее из дому, и она не имеет права взять с собой ничего, кроме того, что на ней надето. Однажды на детской площадке возле дома я увидела старуху бедуинку, поджидающую ко-го-то из своих со старательской добычей. Она сидела на детских качелях, задумчиво раскачива-ясь, отводя в сторону тощую, по локоть унизанную тусклым дутым золотом руку с дымящейся сигаретой, то вытягивая под прямым углом ноги в голубых шальварах, то по-девчоночьи их поджимая… В нашей армии бедуины служат следопытами. Дети пустынных холмов, только они спо-собны по брошенному окурку определить – сколько тот провалялся на земле, что за человек вы-курил эту сигарету и в какую сторону направился после того, как бросил окурок. Они убеждены в том, что бедуины-то и есть хозяева этой земли. «Ишмаэль уйдет… – говорят они, – Исраэль уйдет… А мы останемся…» Пока же израильская армия то и дело подбрасывает им списанные армейские палатки. |
