– Козлы ментовские! Куда вы меня тащите?! Все равно у вас ничего не выйдет, никто меня не посадит! Я такие прыжки делаю, что за меня весь Спорткомитет заступится! Меня сам министр знает! Кому какое дело, что кого-то там убили?! Да, я не хочу жить, как вы, работать за нищенскую зарплату, всю жизнь стоять у плиты! Я хочу жить красиво! И буду так жить, слышите вы?!

Она много еще чего кричала, пока ее сажали в машину, и даже там не могла успокоиться: все угрожала, ругалась, визжала. Наконец Храпченко усадил ее в машину, и юную фигуристку в сопровождении двух оперативников повезли в МУР. В это время к другой машине подвели Романа Лещинского. На фигуриста было жалко смотреть. Весь его блеск, весь апломб куда-то исчезли. Теперь Лещинский представлял собой жалкое зрелище. Он рыдал, скованными руками размазывая по лицу слезы и сопли, просил простить его, пощадить, учесть его большие заслуги перед советским спортом…

У Егорова к этому человеку имелся только один вопрос, и он его задал.

– Где сейчас твой отец? – спросил он. – Где мы можем найти Игоря Сиротинина? Окажи эту помощь следствию, и суд это учтет.

Эти слова произвели нужное впечатление. Лещинский сразу перестал рыдать, с надеждой взглянул на капитана.

– Правда, вы это учтете? – спросил он. – Или это все так, одно фуфло?

– Это ты сплошное фуфло, – сказал на это Егоров. – А слова сотрудника МУРа всегда имеют значение. Повторяю вопрос: где сейчас находится Игорь Сиротинин? Я ведь понимаю, что он не дома сидит, телевизор смотрит. Где он прячется? Ты это знаешь?

– Ну, допустим, знаю, – ответил Лещинский. – Конечно, я могу ошибиться, но на девяносто процентов знаю точно. Но у меня все тот же вопрос: что я за это получу?

– Объясняю, – сказал Егоров. – В твоем уголовном деле будет указано, что ты оказал значительную помощь следствию. Можно даже указать, что ты раскаялся в содеянном. Суд такие вещи всегда учитывает. И хотя за три убийства – а может, речь идет уже о четырех убийствах – ты заслуживаешь высшей меры, на деле ты получишь определенный срок заключения. В конце жизни даже можешь рассчитывать выйти на свободу…

– В конце жизни?! – вскричал фигурист. – Зачем мне конец жизни? Я сейчас жить хочу! И я не виновен в этих убийствах, на мне крови нет! Это все он, это отец! Он меня просто использовал, а я его слушался! Вот как было дело! Я жить хочу, спортом заниматься! Я условный срок хочу!

– Ну, это ты, пожалуй, загнул, – заметил капитан Храпченко. – Даже если ты сам не убивал, все равно условным сроком не отделаешься. Но ты зря так долго торгуешься, Лещинский. Я вообще удивляюсь терпению Егорова, сколько он с тобой возится. Я бы уже отправил тебя в тюрьму и занялся поисками твоего папаши. Думаешь, его так уж трудно найти? Думаю, это задача вполне решаемая. Только времени больше потребуется, вот и все. Так что решай: или ты говоришь, что знаешь, или продолжаешь торговаться, и тогда не получаешь ничего. Ну?!

Видимо, речь Храпченко подействовала на задержанного. Он глубоко вздохнул и заговорил:

– У отца есть лесная сторожка. В районе Фрязина, чуть к югу. Надо ехать от города по дороге на деревню Кривая Балка и, не доезжая деревни, свернуть вправо. Свернуть и ехать еще примерно километр. Только учтите: отец там применил несколько хитростей. Если не знаешь, где надо сворачивать с дороги, нипочем это место не найдешь. Потому что отец загородил проезд сломанными ветками, кустами.