Тогда тяга к луне почти сойдет на нет. Кроме полнолуния, конечно.
— Ага. Точно. Зато уж в полнолуние я как сорвусь, так и спасайся, кто может!
— Не совсем, — Беллри снова повернулся, собираясь что-то добавить, но вдруг странно вздрогнул. — У тебя глаза светятся!
Тьфу, пропасть! Опять!!
— Знаю, — пробурчала я, отворачиваясь и разом прекращая язвить. — Жуть одна, а не глаза.
— Нет-нет! Это очень красиво!
— Да ты спятил! — фыркнула я, торопливо растирая веки. — Знала я, что у эльфов странные вкусы, но чтобы такое… совсем вы сошли с ума в своих лесах! Мои глаза могут быть какими угодно, только не красивыми!
— А Ширре нравится, — вдруг неслышно уронил эльф, опуская взгляд.
Я так и замерла на середине шага.
— Правда? Это он сказал?
— Думаешь, я стал бы лгать?
— А-а-а… гм… ну да, забыла. Прости. А что он еще говорил про меня? Ты ведь, насколько я поняла, его хорошо понимаешь?
— Немного понимаю, — внезапно замялся Беллри. — В большинстве случаев. У скорров очень трудный язык, и мне удается разобрать многое, хоть и далеко не все.
— Но общаться вы вполне можете? — продолжала допытываться я, позабыв даже про свои ужасные глаза. — Так? Ты же можешь понять, что он говорит?
Остроухий переводчик только вздохнул.
— Ширра беспокоится, — неожиданно уронил он. — Не знает, почему ты сердишься. Почему гонишь и не хочешь ничего слушать.
— Все он прекрасно знает!
— Нет, — снова вздохнул Беллри. — Но ждет, что ты все-таки объяснишь.
— Вот как? — проворчала я, мгновенно насупившись. — И поэтому торчит за кустами, вместо того, чтобы подойти и спросить самому?
Он проследил за моим взглядом и заметно поежился, когда неподалеку промелькнуло гибкое черное тело: пронырливый тигр уже давно бесшумно следовал по пятам, настороженно ловя каждый звук и временами глухо порыкивая с досады. Я-то знала, что он близко, но не подавала виду, а вот остроухий проморгал мохнатого соседа, не почувствовал его. Тогда как мой чуткий риалл уже не первую минуту предупреждающе холодил кожу на груди.
Поняв, что замечен, Ширра на короткий миг остановился на пределе видимости и негромко рыкнул, пронзив оторопело застывшего эльфа тяжелым взглядом непроницаемо черных глаз. Будто внятно велел быть ОЧЕНЬ осторожным в словах и поступках. Как предупредил о возможных последствиях чьего-то болтливого языка, а потом снова исчез среди густой листвы.
Беллри вздрогнул от неожиданности и, нервно сглотнув, опасливо отступил от меня на шажок.
— Сердится? — понимающе кивнула я.
— Немного. Ты на него злишься, а твой риалл больно жжется. Это даже на расстоянии хорошо ощутимо. И Ширре нелегко оставаться рядом, когда это происходит, поэтому он старается держаться поодаль, как ты и хотела.
— ?!
— Да, — кивнул эльф. — Ему тоже не нравится, неприятно быть от тебя зависимым ТАК сильно. Ты все еще злишься, не желаешь никого видеть. И он очень хочет знать, почему ты так упорно делаешь ему больно?
— Я делаю?!
— А ты разве не чувствуешь?
Я растеряно коснулась риалла, приятно холодившего кожу, и несильно вздрогнула, почувствовав настойчивое тепло, исходящее от агата. Кажется, нечто подобное уже было: я хорошо помнила, как он пылал огнем, когда сердился Ширра. Едва кожу заживо не сожгло. Я чуть с ума не сошла, разрываясь между пламенем и лютым холодом. Почти кричала от боли, металась раненой ланью по лесу, чуть разум не потеряла, а он… боже, неужели ему сейчас так же плохо?!!
У меня что-то противно сжалось внутри, а на глаза откуда-то набежали непрошеные слезы. |