Перед моими глазами вопреки ожиданиям не пробежала вся жизнь, а пробежали лишь восемь лет, проведенные во власти страха. В его власти. А может, только эти годы и были моей жизнью, ведь свою жизнь до того дня, когда я вошел в дом Хабиба, я теперь вспомнить не мог. Но потом я подумал о сыне, и мне захотелось пожить еще, а убийца, не знаю почему, не выстрелил.

Я дошел до машины, положил руку на капот и выдохнул, будто прошел по минному полю. Обернулся. Он стоял у входа с ружьем наперевес. Мы смотрели друг на друга и оба понимали, что у меня на него ничего нет. Все мои доказательства были косвенными, на ноже не было его отпечатков, не было его крови, чтобы как-либо их связать, не было свидетелей, которые укажут на него пальцем. Был только Заур, с позором уволенный за превышение полномочий, страдающий от алкоголизма, король подлогов и пыток, в чьих показаниях засомневался бы даже я.

Я сел в машину, завел ее и тронулся, а он просто смотрел, как я скрываюсь за поворотом.

Снег перестал идти. Отъехав на пару километров от села, я остановился у железной дороги. Шлагбаум опустился, приближался грузовой поезд, а на другой стороне стояла машина Заура. Мы будто оказались по разные стороны баррикад: кто-то искал правду, а кто-то – расплату. И все эти годы мы жили так, глядя друг на друга, а жизнь, как этот бесконечный поезд, летела мимо.

Заур переехал на мою сторону, будто давая понять, что атаковать будет он, а я – защищаться. Впрочем, как всегда. Он припарковался напротив. Бросил на меня мрачный взгляд и вышел из машины. На снег выпало несколько пивных бутылок. Я тоже вышел.

– Как понял? – спросил я.

– Что это охотник или что ты тоже знаешь, кто это? – ответил он вопросом на вопрос и встал напротив меня на расстоянии шага.

– И то и то.

– Я просто его вспомнил. Там, на балконе, когда ты подошел, я уже вспомнил его. Я же говорил тебе, что видел его раньше. Когда я решился и, кстати, позвонил жене, извинился и попрощался с ней, пропал ствол, а ты выключил телефон.

– А как понял, что он тут?

– Я всегда знал, где жили все четырнадцать моих подозреваемых.

– Четырнадцать, – повторил я.

– Да, четырнадцать.

– Включая меня?

– Включая тебя, – ответил он. – А ты?

– Он оставил мне адрес в дневнике. – Я сунул руку во внутренний карман, вынул и показал ему дневник.

– Понятно, – сказал он, и затем мы оба замолчали, обдумывая дальнейшие шаги. На самом деле он должен был задать один-единственный важный вопрос, которого я ждал, и, недолго думая, он его задал: – Ты его видел?

– Да.

– Убил? – спросил он, подбирая формулировку, и я со стыдом, но и с пониманием того, что не мог поступить иначе, опустив взгляд, помотал головой. Заур разочарованно усмехнулся. – Я так и думал. – Он протянул руку и сказал те самые слова, что говорил мне, когда мы вместе упекли в тюрьму ни в чем не повинных людей: – Ладно. Дальше я разберусь.

– Мы соберем все документы, все, что у нас есть, и отдадим в правильные руки. Добьемся, чтобы его взяли, – предложил я, понимая, что его решение не выход.

– Не добьемся! У нас ничего нет, и ты это знаешь! У нас ничего нет! А у него есть афганское гражданство! Ты знал? Может быть, он прямо сейчас собирается свалить отсюда! И все, мы больше его не найдем! Отдай ствол! Тебя здесь не было, я все решу. Просто отдай ствол и уебывай отсюда. Давай! – Заур более настойчиво протянул ко мне руку и процедил: – Больше шанса у нас не будет.

Я вытащил пистолет и показал ему:

– Каждому свое, да?

– Каждому свое.