Фростпайн ушёл, вяло махнув через плечо на прощание. Он пошёл не к парадной лестнице и в гостевые покои, а в заднюю часть кухни.

‑ Он — чрезвычайно раздражающий человек, ‑ объявила всё ещё раздосадованная Даджа. ‑ Почему он всегда оказывается прав?

‑ Он и раньше такой был, ‑ заверил её Коул.

‑ Когда он сказал мне, что я буду счастливее с Коулом, а не с ним, то я попыталась заехать ему по носу, ‑ добавила Матази, заставив Ниа ахнуть от удивления.

‑ Что хуже, он был прав, ‑ улыбнулся Коул, глядя жене в глаза.

Матази отправила ему воздушный поцелуй.

‑ Гораздо хуже, ‑ согласилась она.

Ниа посмотрела на Даджу и закатила глаза.

‑ Если он слишком уж зазнается, то скажи ему, что по-настоящему идеального человека не укачивает, ‑ сказал Коул, не отрывая глаз от своей жены.

‑ Точно, он же не выносит лодок, ‑ признала Даджа, почувствовав себя лучше. ‑ Я и забыла.

Вернув себе аппетит, она начала есть.

Глава 9

Когда был жив отец Бэна, семья Ладрадун молилась в первый Водный день  луны в храме Врохэйна-Судьи — бога, который отрубил себе левую руку, чтобы никогда не разбавлять правосудие, которое он раздавал правой. На второй Водный день они посещали храм Кьюнок, матери земли и её семени; на третий они выражали почтение Бэйону — холодному, белому богу убийственного льда. На четвёртую луну они молились Эйлиг, богине весны и свободы. После смерти отца Бэн и его семья продолжали молиться всем четырём богам каждый месяц. Лишь Моррачэйн стала всё реже и реже ходить в другие храмы. Когда Бэн вернулся из школы Годсфорджа, он брал свою мать на молитву Врохэйну каждый Водный день, чтобы с ней не ссориться. Она также оставлял частые приношения в храме Сифутана, злого шутника, что управлял огромным озером.

На следующий день после того, как первая попытка Даджи с перчатками потерпела неудачу, Надрадуны присутствовали на молитве Врохэйну. Когда они уходили, мысли Моррачэйн были где-то далеко, она прижимала к груди свою копию «Книги Приговора», её бледно-зелёные глаза неотрывно смотрели на какое-то видение правосудия и наказания. Она выглядела экзальтированной. В голову Бэна заползла странная мысль: а не так ли он выглядел, когда смотрел на пожар?

Он фыркнул. Ничего общего с ней он не имел. Она бы первой это и сказала; строго говоря, она твердила об этом миру уже не первый год.

Он её экзальтированность не разделял. Вместо этого он прошёлся по своим планам. Тест его пожарных этой ночью обязан был пройти без сучка, без задоринки. А для этого ему нужно было избавиться от своей матери и приняться за работу.

От одной лишь мысли о том, чтобы сбежать от неё, пусть всего лишь на день, его начала жечь вина. Они с братьями пообещали их умирающему отцу, что будут заботиться о Моррачэйн. Слово сдержал лишь Бэн, хотя это становилось всё труднее и труднее. Иногда он думал, что лучшим способом сдержать слово будет покончить с её страданиями раз и навсегда. Это была чудовищная мысль — он знал, что она была чудовищной. Но мысль эта его не покидала.

Наблюдая за толпой, он увидел шляпы с белой или серебряной каймой и длинные плащи стражей магистрата. Конечно они поклонялись Врохэйну, как здесь, так и у алтарей в окружных станциях. Его глаза зацепились за смешанный блеск золота и серебра: служившие стражам маги тоже были здесь. Многие стражи и маги кивали ему: Бэн был хорошо известен людям магистратов. Он обучал большинство из них годсфорджевским методам тушения пожаров и защите собравшихся поглазеть на них зевак.

Он не сказал им, что пожар в пансионате был устроен намеренно. Бэн устраивал пожары для проверки своих бригад, но также думал о них как о проверке для магов магистратов Кугиско. Они должны быть бдительны.