Вилицкий с участием глядит на Созомэноса.

Я, признаюсь, не слишком большой охотник до современной словесности: нынче как-то странно пишут; притом я, хотя почитаю себя совершенно русским человеком и русский язык признаю, так сказать, за свой родной язык, все же я, подобно Алкивиаду Мартынычу, не русского происхождения и, следовательно, не имею, так сказать, голоса...

Вилицкий. О, помилуйте! Да вы, напротив, вы превосходно владеете русским языком; я даже всегда удивляюсь чистоте, изяществу вашего слога... помилуйте...

Фонк (скромно улыбаясь). Может быть... может быть...

Созомэнос. Первый знаток.

Фонк. Ну, положим. Что бишь я хотел сказать... Да! я точно не большой охотник до современной словесности (садится.)

Вилицкий садится тоже.

но очень люблю хороший русский слог, правильный и выразительный слог. Оттого-то меня так и обрадовала повесть господина Созомэноса... Я поспешил изъявить ему искреннее удовольствие. Впрочем, печатать я ему ее не советую, потому что, к сожалению, в нынешних критиках я очень мало вкуса замечаю.

Созомэнос (вынув трубку изо рта и уткнувшись прямо лицом). Эти все критики просто ничего не смыслят.

Вилицкий. Да; мудрено они что-то пишут. Созомэнос (не переменяя положения). Просто ничего.

Вилицкий (Фонку). Все, что вы мне сказали о господине Созомэносе, сильно возбуждает мое любопытство, и я бы очень желал познакомиться с его произведением...

Созомэнос (все в том же положении и понизив голос). Ничего. (Он опять вкладывает трубку в рот.)

Фонк. Он вам на днях свою повесть принесет. (Вставая и отводя немного Вилицкого в сторону.) Вы видите, он довольно странный человек, что называется, чудак; но это-то мне в нем и нравится. Все настоящие писатели большие чудаки. Признаюсь, я очень рад моему открытию. (С важностью.) Che le brodeche. (Фонк выговаривает "Je le protege"' на немецкий лад.) Ну, а вы что поделываете, любезный мой Петр Ильич? Как ваши дела?

Вилицкий. Да все так же.

Фонк. Вы эти дни в департамент не ходили?

Вилицкий. Не ходил... (Помолчав.) Вы знаете, почему.

Фонк. Гм. Ну, как же вы намерены теперь?..

Вилицкий. Я вам скажу откровенно, Родион Карлыч... Я сегодня собирался съездить... туда... Фонк. И прекрасно сделаете.

Вилицкий. Вы понимаете, это не может так остаться... Я даже стыжусь... Это, наконец, смешно. Притом я сам не совсем прав... Мне нужно объясниться, и я уверен, все это уладится как нельзя лучше.

Фонк. Конечно.

Вилицкий (оглянувшись). Я признаюсь вам... я бы очень желал поговорить с вами...

Фонк. Так что ж? Что вам мешает теперь?..

Вилицкий. Я бы желал поговорить с вами наедине... Дело довольно щекотливое...

Фонк (понизив голос). Вас, может быть, стесняет присутствие господина Созомэноса... Помилуйте! Посмотрите на него. (Указывает на Созомэноса, который погружен в тупое онемение и лишь изредка выпускает дым изо рта.) Он и не замечает нас. У него воображенье не то, что у нас с вами: он, может быть, теперь на Востоке, в Америке, бог знает где. (Берет Вилицкого под руку и начинает с ним ходить по комнате.) Говорите, что вы хотели мне сказать?

Вилицкий (нерешительно). Вот видите ли, я, право, не знаю, с чего начать... Вы такое мне оказываете расположенье. Ваши советы всегда так дельны, так умны...

Фонк. Пожалуйста, без комплиментов.

Вилицкий (вполголоса). Помогите мне, ради бога. Я нахожусь, как уже вы могли заметить из наших последних

1 Я ему покровительствую (франц ). ...

разговоров, в весьма затруднительном положении... Вы знаете, я женюсь, Родион Карлыч; я собираюсь жениться... Я дал слово - и, как честный человек, намерен свое слово сдержать... Я ни в чем не могу упрекнуть свою невесту; никакой в ней перемены не произошло... Я ее люблю - и между тем... Вы не поверите, одна мысль о близкой моей свадьбе такое на меня производит впечатление, такое.