Фонк. Послушайте, Петр Ильич... Вы позволите мне изложить вам мое мнение с совершенной откровенностью?

Вилицкий. Сделайте одолжение! сделайте одолжение! (Останавливаясь и оглядываясь на Созомэноса.) Но, право... мне совестно перед господином... А! да он, кажется, спит!

Фонк. Неужели?.. В самом деле!

Подходит к Созомэносу, который заснул, свесив голову на грудь, и в

продолжение всего следующего разговора только изредка вздрагивает и,

как говорится, "удит рыбу".

Ах да, это очень забавно! (Про себя.) Eine allerliebste Geschichte! 1 (Громко.) Это с ним довольно часто случается... Что за чудаки эти господа сочинители! (Нагинаясь к нему.) Спит, как моська! Но мне, право, это очень нравится. Это очень оригинально - а?

Вилицкий. Да-а.

Фонк. Ну, вот, стало быть, вам теперь и нечего беспокоиться. Оба возвращаются на авансцену.

Итак, послушайте, любезный мой Петр Ильич... Вы желаете знать мое мнение насчет вашего брака... не правда ли? Вилицкий кивает головой.

Это вопрос весьма деликатный. Я начну с того... (Останавливается.) Вот видите ли, Петр Ильич, по-моему, человеку, особенно в наше время, невозможно жить без правил. По крайней мере я, с самой моей молодости, предписал себе некоторые, так сказать, законы, от которых никогда и ни в каком случае не отступаю. Одно из моих главных правил следующее: "Человек никогда не должен себя ронять; человек должен чувствовать уважение к самому себе, должен отдавать себе отчет во всех своих поступках". Теперь я перехожу к вам. Вы года два тому назад познакомились с господином Мош

1 Излюбленная история! (нем)

киным, господин Мошкин неоднократно оказывал вам услуги, может быть даже весьма значительные...

Вилицкий. Да, да, я ему многим обязан, многим...

Фонк. Я нисколько в этом не сомневаюсь; я не сомневаюсь также в вашей благодарности... Благородство ваших мыслей мне слишком известно... Но тут представляется вопрос, на который следует обратить внимание. Господин Мошкин, конечно, достойнейший человек; но, скажите сами, любезный мой Петр Ильич, вы и он, принадлежите ли вы одному и тому же обществу?

Вилицкий. Я так же беден, как он; я еще беднее его.

Фонк. Дело не в богатстве, Петр Ильич: я говорю об образованности, о воспитании, об образе жизни вообще... Вы извините мою откровенность...

Вилицкий. Говорите; я вас слушаю.

Фонк. Теперь... теперь насчет вашей невесты. Скажите мне, Петр Ильич, вы ее любите?

Вилицкий. Люблю. (Помолчав немного.) Я ее люблю.

Фонк. Вы в нее влюблены?

Вилицкий молчит.

Вот, видите ли, мой друг, любовь... конечно... против любви говорить нечего: это огонь, это вихрь, это водоворот, что хотите, словом, феномен... с любовью точно трудно справиться. Я, с своей стороны, так думаю, что и тут рассудок не теряет своих прав; но мое частное мнение в этом случае не может служить общим правилом. Если вы так сильно любите вашу невесту, то нам нечего и разговаривать с вами; все наши слова будут, так сказать, совершенно напрасны. Но мне, напротив, кажется, что вы начинаете колебаться, вы в недоумении; вы наконец сомневаетесь в собственных чувствах,- а это очень важный пункт. Во всяком случае, вы теперь в состоянии, как говорится, принять советы дружбы. (Берет Ви-лицкого за руку.) Послушайте, бросимте холодный взгляд на ваши отношения к Марье Васильевне.

Вилицкий взглядывает на Фонка.

Ваша невеста очень любезная, очень милая девица, бесспорно.