Богачи Елисеевы жили в Доме Чичерина (Невский, 15) — здание успело сменить нескольких владельцев, прежде чем они приобрели его в 1858 году. Здесь бывали Достоевский, Тургенев, Чернышевский, изобретатель периодической таблицы Дмитрий Менделеев. Когда после революции Елисеевы бежали из страны, в этом доме собирались Блок, Горький, Маяковский и Ахматова; впоследствии часть здания передали под кинотеатр «Баррикада», и там молодой Шостакович служил тапером при показе немых фильмов.

Елисеевы были знамениты еще и тем, что им принадлежала самая большая коллекция скульптур Родена в России. После революции коллекцию национализировали, теперь она находится в Эрмитаже. Советы вообще занимались «реквизицией», «экспроприацией» или — употребим более подходящее слово — воровством частных коллекций. Богатый купец, торговавший текстилем, Сергей Щукин крепко подружился с Матиссом, чем и объясняется то, почему в Эрмитаже прекрасное собрание работ Матисса и Пикассо, здесь также много картин Сезанна, Дерена, Марке, Гогена, Моне, Ренуара, Руссо и Ван Гога. Иван Абрамович Морозов тоже, как и Щукин, бежал от революции, в результате его собрание работ Боннара, Моне, Писсарро, Ренуара и Сислея оказалось в руках большевиков. И Щукину, и Морозову удалось покинуть Россию, хотя и после множества тягостных приключений в духе «Доктора Живаго». Понятное дело, несмотря на все заявления России о десоветизации, эти бесценные собрания почти никогда не вывозят за пределы страны, поскольку наследники Щукина и Морозова, проживающие за границей, грозят судебным преследованием в местных судах с целью вернуть то, что принадлежит им по праву. То же самое справедливо и касательно находящегося в Эрмитаже собрания коллекционера Отто Кребса: это работы Сезанна, Дега, Пикассо, Тулуз-Лотрека и Ван Гога.

Если не считать работ, приобретенных государственной экспертной комиссией или подаренных — а это лишь крошечная часть собрания работ импрессионистов, постимпрессионистов, фовистов и современных французских художников в Эрмитаже, — в этом музее, за редким исключением, нет французских картин, написанных после 1913 года. По стечению обстоятельств именно в 1913 году США впервые открыли свои двери современному европейскому искусству: в Нью-Йорке состоялась знаменитая Арсенальная выставка.

Выйдите на Невский проспект сегодня — и вы невольно почувствуете, что на этой улице сгрудились три века русской истории и культуры. Пушкин, Гоголь, Достоевский, Гончаров, Белый, Набоков — фигуры эти никуда не делись. Мы выходим на Невский в надежде с ними столкнуться, заметить их мелькнувшие тени, открыть для себя укромные уголки, которые станут проекциями нашего к ним отношения, то есть в итоге больше расскажут про нас, чем про них, хотя без их призраков нам не ощутить жизнедеятельности этого непостижимого органа, который мы по-прежнему склонны именовать русской душой.

* * *

Я провел целый день, гуляя по Невскому проспекту. Ночью я решил доехать на автобусе до его начала, дойти до выходящего на реку Адмиралтейства и посмотреть, как в час ночи будут разводить Дворцовый мост. Очень тут мало людей, у которых можно спросить дорогу по-английски. Задаешь вопрос, говорит ли человек на английском, и почти все в Петербурге отвечают одинаково: а leettl — а на самом деле даже и меньше того. Однако русские великолепны и великодушны, особенно если сразу три-четыре человека в автобусе заметили, что вы пытаетесь понять, куда вам ехать, взяли вас под свою опеку и уже ни за что не позволят вам выйти не на той остановке. Я внезапно сообразил, что нужно было освоить русский хотя бы в объеме разговорника, быть в состоянии сказать «пожалуйста», «сколько» и «спасибо». Такие красивые слова, такие искренние и открытые взгляды незнакомых людей.