— Ты же ей обещал!

— Это был временный альянс. Обычное дело в подобных ситуациях.

Генка оглядывается на Лутиэнь. Лутиэнь стоит неподвижно.

— Сукин сын, — сообщает Генка Саурону, — интриган вонючий! И не стыдно тебе? Тебе, вон, женщина доверилась, а ты вон как!

Она в качестве подтверждения косится на Моргану. Моргана стоит неподвижно, как белая башня, губы ее кривит чуть заметная усмешка. Умеет держать фасон, думает Генка. Моргана вызывает у нее невольное уважение.

Генка чуть отступает, теперь между ней и Сауроном оказывается Лутиэнь, совершенно ни на что не реагирующая. Так любить вредно, думает Генка, это же просто маньячество какое-то! Такое ощущение, что больше эльфийская принцесса ни на что не способна -только любить.

— Держи! — говорит Генка и делает широкий взмах рукой. Кольцо, рассыпая искры, прочерчивает огненную дугу в сторону Морганы, и Моргана было рассеянно протягивает руку, но Сау-рон тоже поднимает руку, и кольцо зависает в горячем воздухе, начиная стремительно вращаться и от этого раскаляясь еще сильнее. Теперь оно походит на огненное веретено.

— Что же ты! — укоризненно говорит Генка.

Моргана не делает даже попыток тронуться с места. Губы ее по-прежнему изгибаются в чуть заметной улыбке.

Саурон медленно, вразвалочку, подходит к кольцу, которое начинает вибрировать, испуская пронзительный визг, от которого ломит зубы. Замолкает оно, лишь когда Саурон прихлопывает его ладонью. Генка облегченно вздыхает, но потом в ужасе отступает еще на шаг.

Саурон надевает кольцо на палец.

***

— Они должны бояться хладного железа, — говорит Боро-мир, — теоретически…

— Меч считается? — хладнокровно спрашивает Берен.

— Ну да, ты же видишь. Но если они и впрямь по наводке этой дуры приведут Того…

— Первый раз вообще слышу о каком-то Вне.

— Т-шш… это чисто местный фольклор. Это не Толкиен. Это Гоголь, чтоб ему пусто было.

— А мне «Страшная месть» нравится, — вдруг невпопад признается Арагорн, — «… вдруг стало видно во все стороны света».

— Действительно, — соглашается Берен, — похоже.

Вокруг, сколько хватает глаз, простирается унылая равнина, усеянная черными скалами, искрошенными, словно гнилые зубы. Ветер гонит по ней крохотные пыльные смерчи.

Далеко на сумрачном горизонте тускло» пылают два багровых огня.

— Ты понимаешь, -возбужденно излагает Арагорн, обращаясь в основном к Берену, — говорят, у нас нет своей фэнтези. Традиции нет. А Гоголь что, не фэнтези? Все эти его малороссийские сказки? Он еще раньше лорда Дансени начал обрабатывать фольклорные…

— Вот и играла бы в утопленницу, — сквозь зубы говорит Боромир.

— А там квента плохая, — поясняет Арагорн, — играть-то не во что…

— Я же говорю — в утопленницу! Слушай, ты заткнешься или нет со своим Гоголем?

— Поздно, — флегматично замечает Берен, — глянь-ка, это не оно?

Король— мертвец и его свита, оставляя в мутном небе светящийся фосфорический след, тащат что-то тяжелое, завернутое в ветхий плащ. Видны только огромные жилистые ступни, с которых сыплется земля.

— Ну, все, братцы, — печально говорит Боромир. — Аллее! Призраки аккуратно ставят свою ношу на грунт. Один из них, отворачиваясь и маша призрачной ладонью перед провалившимся носом, разматывают гнилое тряпье. Арагорн завороженно следит за ним, приоткрыв рот.