Разве не этого она хотела – и только? Увидеть, как проявится его боль? Возможно. Или, возможно, ей нужно было вернуться в Стоунем с Джулианом и Руби. Она избегала окончательной уплаты по счетам, но теперь казалось, что это ее не сломает. Они с Марго пришли к подобию разрядки и попытаются прорваться дальше. Она не сказала этого Марго, потому что не хотела быть жестокой, но они больше не будут такими подругами, как прежде. Что-то будет, но это будет что-то новое и, с печалью понимала Флора, что-то другое. Как, полагала она, и ее брак.

С того дня, когда она нашла кольцо, в ней открылся новый объем. Гулкий, пугающий и темный. Глядя прошлым вечером на Джулиана, проснувшись с ним этим утром, лежа в кровати и видя в окно чистое небо, которое больше не заслоняла тсуга, Флора поняла, что этот новый объем такой же: пустой. Она могла заполнить его чем пожелает – печалью, прощением, горечью. Она всегда верила, до Джулиана, что единственный человек, которому можно доверять, – это она сама. Выяснить, насколько она была права, оказалось больно, но она могла это пережить. Она придала себе форму по образу своего союза с Джулианом. Отдала кусок своей души (если она больше и не могла найти дорогу в какой-то оплот веры, то в душу все-таки верила) неколебимой любви Джулиана, истории о Флоре, Джулиане и их неуязвимом браке. На место этого куска она не положила ничего, у нее была разбитая Флора, Флора с трещиной. Она не вполне понимала, что это для нее значит, разве что чувствовала себя сильнее и боялась меньше, и это чувство было переносимым. Не то чтобы Джулиан срубил дерево – и все в мире наладилось, но в мире появилось больше возможности – по крайней мере этим утром, в этом свете.

Когда они с Джулианом спустились, Руби собирала свое фотографическое оборудование. Ей пришла в голову дурацкая идея переснять старую фотографию, пока они не разъехались. Флора пыталась возражать, но Руби не уступала.

– Пожалуйста. Я тебя очень прошу. Всего одна фотография. Это займет минуту. Мам, пожалуйста. Для меня это важно.

Флора посмотрела на Джулиана, тот пожал плечами, на мгновение позаимствовав у Дэвида неизбежность согласия.

Руби отвела их к веранде Большого дома. Несколько актеров и членов группы – те, кто проснулся в такую рань, – были заняты уборкой, упаковкой или просто тусовались на веранде, поздравляя друг друга.

– Эй! – Руби сунула в рот два пальца и оглушительно свистнула. – Эй, все. Если можно, освободите крыльцо на пару минут, мне нужно сделать снимок. Это ненадолго.

Марго и Дэвид рассмеялись, Флора посмотрела на них, и они все в изумлении покачали головами. Где она этому выучилась? Марго и Дэвид сели на нижнюю ступеньку, как на исходном фото, Флора и Джулиан за ними.

– Я не уверена, что сейчас ты поместишься у меня на коленях, – сказала Марго Руби.

– Нет, я сяду на среднюю ступеньку, между вами.

Стоя за штативом, Руби нагнулась, посмотрела в видоискатель.

– Пожалуйста, все придвиньтесь друг к другу.

Флора позволила Джулиану притянуть себя поближе. Расслабившись, прислонилась к нему, и он продел руку под ее локоть, как на той, первой, фотографии. Глядя в видоискатель, Руби думала, что видит будущее так же ясно, как голубое небо Гудзонской долины; ее родители соединялись, две части целого. Пустота между Дэвидом и Марго ее тревожила. Дэвид смотрел не в ту сторону, отвернувшись от Марго. Марго смотрела в камеру и пыталась улыбаться, сложив руки на пустых коленях. Руби несколько раз быстро щелкнула. Она никогда не покажет Марго и Дэвиду эти фотографии, но в итоге использует их в своей первой студенческой выставке под названием «Пространство между»; фотографии пар, которые, пусть и не отдалились друг от друга, самими позами говорили об отдалении, о возникшей между ними пустоте.