Полагаете, все дело в комплексе, выражающемся в попытке компенсировать пережитые в детстве лишения? Вы действительно так считаете?
Во всяком случае, так говорит мой консультант по профориентации. Он вроде психотерапевта, но оплата его услуг включена в налоговый вычет, как часть предпринимательских затрат. И как гласит мудрость Налоговой службы, да сэкономлю я себе на пару новых туфель. Может, именно это должно стать моим новым девизом? Надо заказать майку с соответствующей надписью.
Я бросаю взгляд на свою потрепанную и выцветшую синюю футболку. На ней прошлогодний девиз:
Если не можешь быть хорош им примером, стань зловещим предостережением. Персональные лозунги полезны для личностного роста, полагает доктор Уоллес, консультант с завышенной зарплатой, он же психотерапевт, он же мой налоговый вычет. Не уверена, правда, что личностный рост так уж важен. Меня все устраивает, если не считать небольших долговых обязательств. Я вдали от Якимы. Вдали от дома, куда стыдно было привести подруг. Вдали от одноклассников, которые смеялись надо мной или еще того хуже – жалели.
«Мне так жаль твою маму, Кирби», – сказала тогда Ханна, подмигивая подружкам, стоявшим в раздевалке у своих шкафчиков.
Те избегали смотреть мне в глаза – значит, она им все рассказала.
Ханна фальшиво улыбалась, глаза из-под крашеной белокурой челки сияли притворным участием. «Надеюсь, она поправится? Она… не налетела снова на дверь?»
«Вот стерва», – подумала я, сжимая кулаки и чувствуя, как ногти впились в ладони.
«Она в порядке. Но я не смогу пойти с вами в магазин – у меня дела. Я вас потом найду».
Я быстро зашагала прочь, с трудом сдерживая желание пуститься бегом и стараясь не заплакать. Накануне вечером я подумала, что мы одни в доме. Родители должны были уйти к Майерсонам играть в карты. Иначе я ни за что никого не пригласила бы домой. Даже Джули. Но Ханна очень захотела в туалет, когда мы шли с ней в библиотеку, а мой дом был рядом. И как я могла отказать, даже если бы знала, что на самом деле она просто хочет туда проникнуть, сгорая от любопытства?
Как только Ханна закрылась в ванной комнате, послышались крики – родители никуда не ушли. Они были дома.
«С чего ты взяла, что если идешь играть в карты, то можно одеваться как шлюха? Ты что, запала на Майерсона? Или на Руди? На кого из них?»
Мама бормотала что-то в оправдание, пытаясь успокоить отца, но он продолжал:
«Мне никогда не нравилось это платье! Уйди с глаз долой!»
Мамин крик. Папа в бешенстве сбежал вниз по ступенькам и хлопнул дверью. Я затаила дыхание, разрываясь между желанием посмотреть, как там мама, и желанием поскорее выпроводить Ханну. Шагнула к лестнице, и тут же открылась дверь ванной комнаты. Ханна смотрела на меня, вытаращив глаза.
«Что случилось?»
«Я…»
Мамины шаги на лестнице. Изумленный вздох Ханны. Я медленно повернула голову. Не хотелось этого видеть. Но пришлось. У мамы из носа капала кровь.
Гримаса, замаскированная под улыбку.
«Ой, Ханна! Рада тебя видеть. Кирби никогда не приглашает друзей. Девочки, приготовить вам что-нибудь перекусить?»
Снова крик. На этот раз мой.
«Нет! Нет! Нам пора. Надо идти. Прямо сейчас!»
Я потащила Ханну за собой, рассказывая историю о покоробленной дверной коробке, из-за которой дверь очень резко хлопает. Лицо, разбитое деревянной дверью. Ничего особенного. Никаких пьяных отцов. Никаких мигалок и полицейских раций, хрипло вещающих о семейной ссоре, – код «Что там, черт побери, у них опять стряслось?».
Просто большая дружная семья.
Я щурюсь и пристально смотрю на подушку в шелковой наволочке, теребя и сжимая ее. Разглаживаю складки ткани, давлю все сильнее и сильнее и смеюсь, стараясь не слышать, как горько звучит мой смех. |