|
Мы поднялись, сели в лодку и поплыли дальше. В полумиле от места нашей ночевки теснившие реку стены вдруг широко расступились. Утесы теперь поднимались на расстоянии двух миль от каждого берега, замыкая плоскую равнину. Крутые берега поросли высокими развесистыми деревьями, почти так же затемнявшими реку, как утесы ниже по течению. Мы по прежнему плыли во мраке, тем более что солнце еще не взошло. Когда мои глаза освоились с темнотой, я стал замечать двигавшиеся между деревьями высокие темные фигуры. Они то стояли и ходили, как двуногие, то быстро бежали на четвереньках. – Смотри Ханс, – прошептал я, – павианы! – Павианы, баас? Такие огромные? Нет, это черти! Тогда за моей спиной послышался шепот Иссикора: – Это Волосатые, живущие в лесу, господин. Умоляю вас не говорить так громко, а то они на нас нападут. Гребцы налегли на весла. И вот в лесном полумраке послышался невыразимо жуткий звук – не то звериное рычание, не то человеческий крик, в котором мое ухо различало слова «Хоу хоу! Хоу хоу!» Мгновенно весь лес откликнулся ревом: «Хоу хоу!» – таким ужасным, что у меня волосы встали дыбом. Я понял, откуда взялось имя бога, к которому мы ехали в гости в такую даль. Затем послышался тяжелый плеск воды – словно возня крокодилов, – ив густой тени под навесом деревьев я увидел плывущие к нам безобразные головы. – Волосатые нас почуяли, – в ужасе прошептал Иссикор. – Делать нечего, господин. Они очень любопытны. Может быть, они посмотрят и удалятся. – А если нет? – спросил я. Вопрос остался без ответа. Гребцы изо всех сил гребли к середине реки. Здесь было светлее, и я различил на поверхности воды звероподобную голову, несомненно человеческую, с желтыми глазами, толстыми губами и блестящими крепкими зубами. Чудище приближалось к нам с большой скоростью, так как вошло в воду выше нас и теперь плыло вниз по течению. Поровнявшись с нами, оно подняло могучую руку, сплошь покрытую бурыми волосами, как у обезьяны, схватилось за борт прямо рядом со мной и выставило плечи из воды, показывая, что и тело у него тоже почти все покрыто длинной шерстью. И вдруг оно так близко придвинуло голову, что вонючее дыхание пахнуло мне в лицо. Признаюсь, мне стало страшно: я отроду не видывал подобной твари. Все таки с минуту я высидел спокойно. Наконец я не выдержал и, потеряв самообладание, вытащил крепкий охотничий нож, вот этот самый, что вы видите здесь на стене, друзья мои, и хватил им по волосатой руке. В лодку упал отрубленный палец, и с жалобным ревом человек зверь нырнул в воду и уплыл, махая над головой окровавленной лапой. Испуганный Иссикор что то хотел сказать мне, как вдруг Ханс воскликнул: – Еще один! – и из воды высунулась вторая морда, на этот раз около Ханса. – Не трогайте его! – воскликнул Иссикор. Но Ханс уже схватился за револьвер и выстрелил. Чудовище шлепнулось в воду и забарахталось, визжа более тонким голосом. Я решил, что то была самка, и не ошибся. Еще не замер звук выстрела, как лес снова огласился хором «Хоу хоу! Хоу хоу!» и другими криками, такими же грозными и дикими. В дюйме от моей головы просвистел большой камень, и вслед за ним вонзилась в борт грубая стрела с наконечником из рыбьей кости. Под дождем этих любезных посылочек, которые, по счастью, не причинили нам вреда, мы выбрались наконец на середину реки, где они не достигали нас, и мирно продолжали путь. Однако Иссикор не успокоился. Он сел рядом со мной и сказал: – Беда, господин! Ты объявил войну Волосатым – а Волосатые никогда не забывают. Это будет война до конца! – Что же я могу сделать? – ответил я еле слышным голосом, потому что меня тошнило от вида этих тварей. – Много их? Они водятся по всей вашей стране? – Очень много, господин, больше тысячи, но живут они только в лесах. |
