— Так он здесь, в Лос-Анджелесе, — слышу неожиданный ответ. — Я с ним только вчера разговаривал. Может, он просто не успел тебе перезвонить?

И Мартен явно счастлив, что я перевела стрелки, и видит ясно, что Дик меня интересует в данный момент больше, чем студия, и уже начинает набирать телефон, когда я говорю ему, чтобы попробовал сам договориться с ним на ланч, но чтобы не говорил, что я там буду, хочу, мол, сюрприз сделать.

Он подмигивает мне, довольный, и включает интерком, чтобы я слышала все, и представляется секретарше, и через пару минут слышу голос моего порфироносного любовника.

— Дик, какие планы на ланч? Хотел встретиться с тобой — я плачу.

Вот лучший способ, чтобы на твое приглашение ответили согласием, магическая формула, одинаково действующая на богатых и бедных — нет, на богатых сильнее, потому что они более экономны.

— Если только завтра, Боб, — слышу ответ. — Завтра в час — о’кей?

— Да, прекрасно. Кстати, мне звонила Олли — искала тебя…

— Знаешь, не говори ей ничего, Боб. Я попытался решить ту проблему, о которой она просила, — выяснилось, что… Короче, извини, но я не могу вмешиваться в такое дело — и если ты хотел переговорить по этому вопросу…

— Нет, Дик, совсем по другому!

— В общем, я попросил, чтобы ее со мной не соединяли. Не надо, чтобы она об этом знала, — и я надеюсь, что все ее проблемы разрешатся, — но я просто не могу позволить себе оказаться впутанным во все это. Я хотел ей помочь — но что скажут мои избиратели, если вдруг все обернется не так? В общем, не телефонный разговор, Боб, — кстати, мой помощник напоминает, что завтра я занят, оказывается, целый день, так что давай перенесем встречу, о’кей? Я тебе сам перезвоню…

В трубке отбой, и Мартен смотрит на меня виновато — чувствует вину за то, что сосватал мне этого Дика, и неудобно, что тот при мне и его послал подальше, и наверняка злится, что из-за меня пошатнулась связь с влиятельным человеком, и наверняка думает, что теперь-то меня можно кинуть легко и без последствий.

А у меня на лице холодное выражение, а потом я приподнимаю одну бровь, цинично улыбаясь, показывая, что вижу, какие дружеские у них отношения.

— Кажется, он даже не пытался ничего сделать — а, Боб?

— Кажется да. О, политики — ненадежный народ, Олли.

— Я знаю, Боб. А в принципе, мне ничего от него не было нужно…

Задумалась, не передать ли через Боба намек на то, что наше совокупление запротоколировано камерой и лучше ему пойти мне навстречу, — но решаю, что нет, потому что он, во-первых, сам неизвестно когда с ним встретится, а во-вторых, побоится что-либо передавать от меня.

— Просто он так добивался моей благосклонности, проявлял такое усердие, чтобы заполучить меня в постель, что я подумала, что он мне кое-чем обязан…

Правильно сказано, ровно столько, сколько надо, — пусть сам делает выводы.

— Ты извини, Олли, куча дел. Может, отменим ланч — мы ведь все равно уже поговорили, а у меня столько работы…

— Конечно, Боб, держи меня в курсе, как идут дела… — И вышла под заверения в вечной дружбе и сотрудничестве, и, когда села в машину и уже завела ее, заметила, как крепко вцепилась в руль “Мерседеса”, и отъехала чуть-чуть, и встала, закуривая, чтобы успокоиться, увидя, как дрожат руки. Поганые твари — и Мартен, и Дик! Но Мартена еще можно понять: бизнес должен идти вперед, да мог бы поставить меня в известность, но о нем отдельный разговор. А вот Дик — это точно тварь. Причем не сомневаюсь, что он даже не пытался мне помочь — вопреки тому, что сказал Мартену, — и, наверное, даже не собирался этим заниматься.