А потом, наверное, испугался сам своего порыва — но это я поняла только позже. Пригласил меня выпить с ними, обмыть, так сказать, знакомство, и коньяк был хороший и вкусный, после нескольких рюмок закружилась голова — и от спиртного, и от его снова жадных взглядов. И он не сдержался, конечно, и поставил меня на колени на картон, на котором они сидели, и брали меня уже вдвоем, и хотя неудобно было, и негигиенично, и вообще стремно, я едва-едва не кончила, чуть не оборвав длинную цепь безоргазменных совокуплений.

Но все же было страшно — они предлагали посидеть с ними еще, а потом перейти к их товарищу, который появится вот-вот и провести приятный вечер, — и я ушла. И они, естественно, не особо удерживали — все-таки насытились или просто временно утолили голод. И я, конечно, ругала себя потом за то, что спровоцировала их и рисковала быть выкинутой с балкона, — но внутренний голос напоминал, как мне понравилось то, что использовали меня, не спрашивая.

И еще был случай, уже позже, перед свадьбой, — я тебе, кажется, рассказывала уже в одной из наших диктофонных бесед, еще в Москве, как развратничала с четырьмя видеоинженерами, все, разумеется, было по доброму согласию, они мне нравились, и давно хотелось соблазнить их — но по одному было нереально, они работали вместе, в одной монтажной, и слишком дружны были. И я сделала это со всеми — и тоже была очень и очень близка, хотя, как всегда, ничего не испытала.

Так что мне всегда нравилось животное совокупление — но слишком мало их было в моей жизни, слишком мягки, нерешительны и неумелы были остальные мужчины, хотя многие и корчили из себя самцов и жеребцов. Но жеребцы были жирные и вялые, кастрированные как минимум морально, и стояли привязанные в конюшнях, и жрали лениво овес из яслей, и шарахались и ржали тревожно, если их вдруг отвязывали и, распахивая все двери, давали возможность побегать на воле. И поэтому, когда ты меня в первую нашу встречу повел на пустой второй этаж ресторана — и я не знала, кто ты, а ты не знал, кто я, и это не имело значения, потому что ты меня хотел и мне нравилось, что ты меня хочешь, — и наклонил, и брал властно и сильно, так что я кончила впервые в жизни, и так же властно опустил потом на колени перед собой, заставив сделать тебе минет, отчего я, кстати, испытала второй подряд оргазм, я и запомнила тебя и вспоминала, хотя не решалась звонить, несмотря на то, что сохранила твою визитку. Но судьба свела нас снова — сама свела и развела точно так же, по собственной прихоти.

Но то, что было с Юджином, — вот это уж точно по-звериному, с болью, яростью, рычанием и укусами, синяками и кровоподтеками. С ним каждый акт был групповым изнасилованием, он из человека превращался в огромное, грубое животное, утоляющее похоть, — а я такая маленькая была по сравнению с ним, такая нежная, и это так смотрелось со стороны, что даже просматривая потом пленки с нашими соитиями, неизменно сама доводила себя до оргазма, и требовался для этого самый минимум усилий.

И я вспомнила все это, услышав рассказанное Мэттьюзом, рассказанное буднично и тускло, но увиденное мной во всех красках, во всем великолепии. И мокро стало внизу, и я посмотрела на него чуть затуманенным взглядом, и не знаю, что произнесла бы, что сделала бы в следующий момент — потому что он тоже хотел меня, одержавший победу зверь жаждал утолить похоть, — но услышала пробивающийся сквозь туман собственный голос:

— Нельзя! Не сейчас, Олли!

Но я не слышала его, не желала слышать, и он понял это, крикнув показавшуюся ему единственно верной фразу:

— Может быть, потом, завтра, послезавтра — только не сейчас!

И я выдохнула тяжело, и отвела от него глаза, по которым все можно было понять, и взгляд постепенно начал проясняться — только вот внизу, подо мной, была, наверное, уже небольшая лужица, растаявшее желание — растаявшее оттого, что так и не осуществилось…

…“По мнению полиции, двое белых мужчин, обнаруженных вчера днем в багажнике автомобиля, стали жертвами своих конкурентов по торговле наркотиками.