И вслед за этим слышу уже наигранно-веселый голос:

— Проблемы, мужики?

…Знаешь, я в такой ситуации была в первый раз в жизни. В первый раз меня толкали вот так и швыряли, в первый раз я ударила кого-то, в первый раз ударили меня. Нет, конечно, мне ведь дал пощечину кронинский телохранитель — но не так, как сейчас, не в живот, не изо всех сил, так что я просто упала на колени и застыла, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. И в происходящем я больше не участвовала — я просто присутствовала как неопределенный предмет, нечто неодушевленное. Как видеокамера, стоящая равнодушно в углу, позволяющая брать себя в руки, кидать, подбрасывать, даже разбивать — и все это время бесстрастно и тупо записывающая происходящее.

Вот и я “записывала”, не издавая при этом ни звука, ко всему относясь безучастно. “Записывала”, как меня приподняли за шиворот, снова ударив спиной о джип, о пассажирскую дверь. И слева от меня, тоже прижавшись к джипу, стоял тот, кто вышел из машины, а прямо передо мной был тот, кто меня ударил, он боком был ко мне, а лицом к нему, шагах в пяти, стоял вышедший из-за машин Рэй.

— Проблемы, мужики?

Звук я тоже записывала, с этим все было в порядке.

— Скажи ему, чтоб валил! — бросил Вагин тому, кто меня держал, и тот, выглянув из-за меня, медленно процедил оскорбительное “фак офф”, что значит “отъе…сь” по-русски, — и я не видела его лица, я вообще ни на кого конкретно не смотрела, но, когда прослушивала и просматривала “запись” потом, готова была поклясться, что он это говорил, гордясь своим знанием американского разговорного.

Потом тишина, потом снова голос того, кто слева:

— Может, волыну ему показать, Серый? Или номер тачки запомнит? Нам самим сваливать надо, че здесь торчать!

— Скажи, что баба с нами — и пусть уе…вает!

— Фак офф, мэн, наша девка! Ну че, не понял?! — Вторая фраза уже по-русски, а третья Вагину: — Серега, а может, это тот пидор, что пацанов завалил?

Поздновато спохватились, неужели думали, что это случайно вышел откуда-то американец и решил заступиться за непонятную девицу, не боясь двух здоровенных и агрессивных детин?

У Вагина рука нырнула под пиджак, и тут “камера” зафиксировала впервые Рэя, без оружия, с улыбкой на лице. Этакий вестерн, дуэль, в которой хороший все равно выхватит оружие быстрее, чем плохой. А потом в “объектив” попала рука, уже выскочившая из-под пиджака с пистолетом, и выстрел, и падающий Вагин, так и не успевший поднять ствол, и несильный удар мне сзади в голову чем-то железным и полушепот-полукрик:

— Завалю, сука! Скажи своему, чтоб кинул волыну — или завалю!

И рука на волосах, то есть на парике, и что-то просвистевшее совсем рядом, в миллиметре перед носом, и непонятный звук слева, и что-то мягкое, и липкое, и вязкое, хлестнувшее по моему лицу и поползшее вниз по нему.

И “камера” выключилась, и я ожила, дернувшись от тихих слов:

— Беги, Олли, быстро! Мой “Торус”! Ключи!

И поймала с ловкостью профессионального бейсболиста брошенную мне связку, чуть ее не выронив правда, и кинулась прочь от клуба, в ту сторону, куда показывал Рэй, проскочив сквозь стоянку на боковую улочку, запаниковав на бегу, что направляюсь не туда — хотя он мне накануне двадцать раз объяснил, куда поставит “Торус”. И как-то по-дурацки открыла его с другой стороны, слева, да и в замок попала с трудом, и рывком переместилась за руль, потом уже поблагодарив Бога, что в американских машинах нет коробки передач, что скорости переключаются рычагом на руле, и потому переднее сиденье сплошное, и потому не застряла я там, не потеряла времени.