А я все думала, как реализовать тот первый и последний, возможно, шанс, который выпадает мне сегодня и которым я обязана воспользоваться. И не слышала их уже, не слышала, как они ушли и включился телевизор, и не осознала, что заснула, продолжая размышлять во сне, и дернулась, когда меня ткнули.

— Оглохла, что ли? Кончай спать — заправься вон!

И увидела Василька, показывающего мне на опустевший стол — и на несколько гамбургеров или чизбургеров на нем, все еще в пенопластовой упаковке, и банку пива.

— Давай, ты нам здоровая нужна! — повторил слова Ленчика, но так, словно это его собственные. И сел на кровать и включил телевизор, не обращая, кажется, на меня никакого внимания, просто удерживая в поле зрения, в периферии, пару раз всего обернувшись за то время, что я ела. И сигаретой угостил потом без слов, протянул пачку, показывая, чтобы я подошла и взяла, и когда я полулегла, полусела рядом на широкой кровати, шлепнул меня по попке, заглянув в глаза и ища в них то, что хотел найти. И я прикурила и улыбнулась ему двусмысленно и медленно облизала губы — прием из моего детства, но как раз для него — и спросила:

— Может?..

И он усмехнулся победно — так, видимо, должен усмехаться Дон Жуан, которому предлагает себя очередная неприступная якобы красавица.

— Перебьешься!

И тут же посмотрел на часы, и я поняла, что он ждет отъезда Ленчика со товарищи, и как бы невзначай еще раз обернулась на стол, проверяя там ли то, что я заметила, когда ела, то что может спасти меня сегодня. Обычная длинная и тонкая шариковая ручка за пару центов. Нет, писать записки на волю и выбрасывать их в окно в надежде, что кто-то их найдет и куда-нибудь передаст, я не собиралась — я не хотела никому ничего передавать. Но собиралась, помня московский инструктаж об использовании в случае необходимости любых подручных предметов, воткнуть ее Васильку в глаз. В один из тех глаз, в которые посмотрела, быстро отворачиваясь от стола. В левый или в правый — какая разница?

Интересно, как он на это среагирует?

Он полулежал на кровати, смотря телевизор, ни хрена, по-моему, не понимая, и я лежала рядом, а потом стала чуть отползать назад, по паре сантиметров в минуту. Мы все равно одни сидели, и никто к нам не заходил, спали ли они после еды, или просто устали от моего общества, или говорили о чем-то, чего мне слышать не следовало, не знаю.

Я пыталась с ним говорить — я на самом деле немного опьянела от пива и сказала ему об этом, глупо хихикнув. И курила и спрашивала его всякую ерунду вроде, давно ли он в Штатах — мне разговорить его надо было, потому что я совсем не была уверена, что мне удастся воткнуть в него ручку, и точно в глаз притом, и надо было поискать параллельный вариант, может, что-то узнать и как-то это использовать — я не считала себя никогда гениальным манипулятором людьми, но вдруг? Но он не отвечал и, когда я повторила вопрос, поинтересовался, не заклеить ли мне рот, и я решила, что он новенький здесь, и боится показаться неисполнительным, и потому и еду мне дал только после того, как все ушли, и потому утром не сказал Ленчику, что я ему делала минет.

И я все отползала и отползала и наконец оказалась позади него — ничего не делала, прислонилась спиной к стене и сидела, глядя в телевизор и ожидая, обернется он или нет, беспокоит его, что я у него за спиной или нет.