Хозяин только что вернулся с прогулки. Его волосы и ботинки были в пыли; в руках у него была пачка писем – некоторые уже открытые, другие – нет.

В той части галерей, где я стояла, полки образовывали что-то вроде алькова, так что мистер Гамильтон меня не видел. Обычная вежливость требовала, чтобы я незамедлительно дала ему знать о своем присутствии. Но меня охватила внезапная слабость, и я не смогла произнести ни звука. Я так редко его видела; а видеть его, просто видеть его было для меня так же жизненно важно, как и дышать. Так что я смотрела, как он тяжело садится за стол. Он выбрал из груды одно длинное письмо, на нескольких листах бумаги большого формата, и прочел его про себя от начала и до конца. Его лицо изменилось – теперь оно уже не было таким отстраненным. Он поднес руки к глазам и потер их, словно у него разболелась голова.

Я про себя тихонько гадала, что за весть оказалась в письме, которое так его расстроило, и в конце концов пришла к заключению, что, должно быть, оно содержало плохие новости о его брате.

Я уже была готова окликнуть его из своего тайника, когда в дверь постучал слуга, сообщив о прибытии сэра Эндрю.

Сэр Эндрю вошел в комнату с обычным для него важным видом, улыбаясь и вертя в руках серебряное кнутовище для верховой езды.

– Добрый день, мистер Гамильтон, – сказал он, протягивая руку.

Мистер Гамильтон не поднялся и не протянул руки в ответ.

– Сядьте, – коротко сказал он, указывая стул напротив своего стола.

Яркие краски на лице сэра Эндрю слегка поблекли. Он уселся, закинув ногу за ногу.

– У меня здесь письмо, которое касается вас, сэр Эндрю, – произнес хозяин. А потом добавил тоном, от которого у меня кровь застыла в жилах: – Если это и вправду ваше имя... Я навел в отношении вас кое-какие справки. Результат оказался в достаточной мере странным.

– Какое вы имели право наводить обо мне справки?

– Это – старинное и всеми почитаемое право. Вы ведь состоите в переписке с моей дочерью?

Сэр Эндрю прикусил губу.

– Я не стыжусь этих писем. И не пытался этого скрывать. Я почту за честь просить руки вашей дочери, дабы вступить с ней в законный брак.

– Между тем мои поверенные в Эдинбурге не смогли найти никаких ваших следов во всех тех местах, в которых вы, как утверждаете, побывали.

– Черт бы побрал адвокатов! Вы знаете, кто я, сэр?

– Нет, не знаю. В этом и состоит проблема, не так ли? Но у меня есть кое-какие подозрения. Не могу сказать, что я – образец преданности в отношении своего потомства, но даже я не отдам руки дочери проходимцу без гроша в кармане.

– Сэр, мы с мисс Гамильтон любим друг друга! – Сэр Эндрю снова принял горделивую позу. Он неплохо выглядел с развернутыми плечами и высоко поднятой головой. Глядя, как поворачивается к нему насмешливое лицо хозяина, он добавил: – Можете ли вы честно признать, что она будет менее счастлива со мной, чем была под вашим крылом?

Это был удар, ощутимый удар. Губы хозяина сжались, на щеке проступил шрам.

– Оставим это, – коротко сказал он. – Впрочем, каждый человек имеет право быть выслушанным. Собирайте ваши доказательства.

– Благодарю вас. – Сэр Эндрю выпрямился. В его взгляде был триумф и кое-какие другие чувства, куда менее привлекательные. – Вы услышите обо всем от меня.

Скачки его настроения очень быстро передались всему дому. Женская часть прислуги стала такой нервной, что пугалась до полусмерти и начинала пронзительно визжать, если кто-то внезапно подходил, а миссис Кэннон, перед тем как выйти из своей комнаты, сначала внимательно осматривала коридор через щелку в двери.