У него самого имечко-то побольше!

— Это детское имя. У даргов так принято.

Я сделала вид, что знаю, о чем идет речь. А сама поставила мысленную галочку: узнать, что за детские имена. И про даргов узнать. И вообще, найти источник информации понадежнее, чем россказни Геллы.

А еще этот стазис. Именно так назвал Габриэль то, что случилось. Из его сухих пояснений я вынесла только одно: кто-то или что-то накрыло нашу часть замка каким-то особым полем, в котором живые существа теряют ощущение времени. Он был удивлен, что поле подействовало выборочно. Но по его глазам я поняла: у него есть подозрения на этот счет.

Расспрашивать не стала. Побоялась выдать свою неосведомленность, ведь он говорил так, будто мне все должно быть известно.

И Гелле запретила распространяться о том, что я якобы что-то забыла. Не нужно, чтобы по замку слухи пошли. Обживусь, осмотрюсь, тогда и буду решать, рассказать о своем «попаданстве» или нет.

Я скрутилась калачиком под одеялом, припоминая, как Габриэль смотрел на меня. И снова, как и тогда, у меня внутри все сладко сжалось.

Неужели я влюбляюсь в него? Вот так сразу?

А как же…

Я поняла, что не могу вспомнить имени парня, который еще день назад был для меня всем. Парня, с которым прожила бок о бок почти полгода, деля стол и кров.

Удивленная, напрягла память. И ничего. Размытые образы вместо картин прошлого. Там не осталось ни его лица, ни голоса. Только чувство глубокого разочарования.

Но родителей-то я помню! Детский сад, школьные годы, кучу песка у бабушки во дворе, где я возилась летними днями. Своих подруг по играм, походы в лес, купание в реке…

А дальше что-то не совсем внятное. Словно на кадры с моими фото наложили чужие, и они смешались. Закружились в карусели вокруг меня, и я поняла, что проваливаюсь в сон.

Проснулась от громкого шепота. Рядом с кроватью ощущалась возня.

— Тише, разбудите льеру!

— Да ладно, Лин, что она сделает?

— Отцу нажалуется! И мне за вас попадет.

— Так и тебе попадет. — Тихий смешок. — Ты ведь тоже сюда пришла.

— Я за вас беспокоюсь!

— Ой, не ври. Тебе самой интересно на братика посмотреть, только ты ни за что не признаешься!

Не открывая глаз, поняла, что утро в самом разгаре. Мою щеку щекотал нахальный солнечный луч. Рядом шепотом переругивались две девчонки.

— Можно я его потрогаю? — вклинился третий голос, совсем детский.

Я не стала ждать, что ему ответят. Открыла глаза и увидела три детские мордашки, застывшие в священном ужасе.

Секундная немая сцена. Мы пялимся друг на друга, ошеломленно хлопая ресницами. А через миг мои незваные гостьи с жалким писком бросаются в рассыпную.

Как мыши.

Сдерживая смех, я приподнялась на локте.

Так и есть: две малышки восьми и десяти лет шмыгнули за кресло, теперь оттуда торчат только темноволосые макушки. Еще одна девчушка, на вид лет пятнадцать-четырнадцать, долговязая и нескладная, застыла памятником у двери. Поняла, что прятаться глупо, да и бежать, когда тебя увидели, особого смысла нет.

Мне даже гадать не пришлось, кто пожаловал. У всех троих ярко прослеживались черты Габриэля и его мимика. Маленькие еще, чтобы маску держать. Все мысли и чувства на поверхности.

Я бросила взгляд на Тэя. Малыш преспокойно спал и хмурил во сне светлые бровки-ниточки. Папина копия. Даже складка между бровей такая же.

Старшая девочка, видимо Лин, попятилась задом к двери, привлекая мое внимание. Двигалась она так, будто что-то прятала за спиной.

— Привет, — улыбнулась я как можно радушнее. — Хотите на братика посмотреть?

Она не успела отреагировать. Из-за ее спины высунулось четырехлетнее чудо: кучерявое и щекастое. И уставилось на меня золотыми глазами.