Счастье там, внутри, оборачивалось страшной болью вовне. И царь старался как можно реже открывать глаза. Под конец он стал вообще слабо понимать, что происходит вокруг. «Живому богу» казалось, что его душа находится сразу в двух точках: он медленно едет по дороге к святилищу Серпа, и он же несется оттуда очертя голову навстречу самому себе, с самыми опасными намерениями. Боль от разделенности души с каждым часом становилась все нестерпимее. Уничтожить ее можно было, только уничтожив лишнего обладателя желаний, чувств и мыслей Делайса.

Охрана окружала царя плотным кольцом. А высоко над дорогой, как вечный часовой, парил белый ворон. Его появление в караване, сопровождавшем «живого бога», считали добрым знаком. Сам Делайс постоянно ощущал присутствие птицы. Она была его лоцманом. Без нее царь вообще не соображал, куда едет. Но солнечный бог крепко держал его судьбу на своих пальцах и не позволил бы ей оборваться.

Он видел приближающихся к каравану всадников. И прежде чем охрана, заметив их, сомкнулась вокруг царя, Феб отвел взгляды «амазонок». Женщины откровенно прохлопали глазами опасность. С дубовой веткой в руке Фарнак на всем скаку врезался в кольцо телохранительниц и, прежде чем они опомнились, ударил царя по плечу.

Делайс, как всегда, дремал в седле. Прутья хлестнули его по голой коже, выведя из оцепенения. Он с трудом приподнял свинцовые веки, но далеко не сразу понял, что к чему. Перед ним со взмыленной лошади кубарем скатился какой-то лохматый оборванец и в мгновение ока выдернул из-за спины меч. Медленно переведя взгляд на землю, царь увидел брошенную дубовую ветку и осознал, что перед ним священный вызов. Никто из телохранительниц, еще минуту назад легко убивших бы смутьяна, сейчас не имел права приблизиться.

Краем глаза «живой бог» заметил Бреселиду, подъехавшую к каравану, и уже не мог отвести от нее взгляд. Она была столь же грязна и нечесана, как и его противник. Это почему-то привело царя в бешенство. А резкий укол в плечо заставил действовать. Он подскочил к одной из телохранительниц и выдернул меч у нее из ножен. Царь меотов, синдов и дандариев не имел права касаться оружия в любое время, кроме священного поединка. Сейчас был как раз такой случай, и Делайс не собирался его упускать.

Кровь бросилась ему в лицо. Перед глазами стояла только Бреселида. Чумазая. Растрепанная. Чужая. Ее следовало немедленно отобрать и привести в чувство хорошей затрещиной. Царь совсем позабыл о своей разорванной душе. О необходимости избавиться от сумасшествия. Эта женщина была его душой. А то, что она стояла рядом с каким-то грязным выродком в козловой шкуре, — полным сумасшествием!

Новый удар окончательно отрезвил Делайса. Он не дал обнаженной бронзе опуститься на свое плечо. Вовремя подставил меч, отклонил вражеский клинок и сам начал наступать. Противник попятился, но устоял и вскоре снова бросился в нападение. Он был очень силен, к тому же его оружие — тяжелый меч с плоским лезвием — было на целую ладонь длиннее акинака Делайса. Враг не казался опытным бойцом, но чудовищная мощь его неуклюжих ударов заставляла царя шататься на ногах. В глазах горела неподдельная ярость, объяснить которую только жаждой власти «живой бог» не мог. Но и разбираться, за что этот сумасшедший так ненавидит его, времени не было.

Бреселида стояла в стороне и глядела в одну точку под ногами сражающихся. В другое время ее насмешили бы неритмичные удары мечей и откровенные промахи, которые противники допускали чуть ли не при каждом выпаде. Было видно, что Делайс, даже если и готовился возглавить мятеж, давненько не играл с оружием.