— Аля, смотри, у нее мальчик. Слушай, ничего не понимаю: он же совсем здоровый. Что написано в ее медкарте?

— У ребенка порок сердца, не совместимый с жизнью.

— Бред какой-то. Аля, здесь явная ошибка! У ребенка все в норме, смотри, как бьется сердечко. Он хорошо развит, уже есть волосики. Может, это мистика, но он улыбается, видишь?

— Стас, думаешь, Петр Иванович ошибся? — спросила тревожно Аля. — Неужели такое возможно? У него пятьдесят лет стажа, он не может ошибиться. Ты ведь ходил на его лекции… А как он проводит операции, видел? Сам Игнатьев ошибся? Ты что, Стас, он же светило!

— Аля, я тоже не первый год работаю, могу сказать точно: ребенок абсолютно здоров. Послушай, а почему она без сознания?

— Ей сделали специальный укол, ну ты знаешь, тот, последнего поколения, который стоит десять штук «зелеными». Она как узнала, что с ребенком плохо, так у нее стала крыша съезжать. Этот укол позволяет полностью восстановить нервную систему, иначе неизвестно, что бы с ней стало. Петр Иванович сказал, эта женщина очень опасна, она сумасшедшая. Меня даже не сменяют, он никому не хочет доверять ее. Как только в себя придет, так я сразу должна сообщить ему.

— Да? А я как раз зашел спросить, не собираешься ли ты домой? Я бы тебя подвез.

— Нет, Стас, нет. Буду здесь и помогу Петру Ивановичу делать аборт. Он обещал мне премию за это дать.

— Аля, мне кажется, здесь нечисто.

— Чисто, не чисто, какая разница? Будто здесь это в первый раз. «Заказали» ее, видно. Да и вообще, ты забыл, сколько нам платят? Что, из-за этой богатой дамочки работы лишаться? Мы нигде не заработаем столько. Если Петр Иванович сказал, надо делать, значит, так и есть. Может, это ее мужу надо, а? Может, он заплатил за аборт? Ты же знаешь, какие у нас непростые пациенты. Сколько везде это стоит? В среднем тысяча пятьсот рублей, а здесь три тысячи долларов, и заметь, всегда очередь. Люди сейчас о здоровье пекутся, любые деньги заплатить готовы. А день пребывания здесь стоит пятьсот долларов.

— Аль, я все это знаю, но не пойму, к чему ты клонишь?

— А к тому. Такие, как она, платят не задумываясь. Не жалко мне их, Стас, совсем не жалко. Наворовали денег и бесятся с жиру. Скажу честно, даже все равно было, когда этот козел Вадик ее трахал, так ей и надо. Видишь, какая гладкая, холеная лежит. Смотри, по карточке ей за тридцать, а больше двадцати пяти не дашь, небось, из косметологии не вылезает. Видишь, написано: домашняя хозяйка. А тут вкалываешь, как проклятая, они же нам копейки платят! Знаешь, сколько за границей медсестра получает?

— Алька, ты сама себе противоречишь: то тебе много платят, и надо молчать, то мало.

— Конечно, по сравнению с заграницей мало — три тысячи долларов. Но в России это много. А сколько они сами гребут?

Мужчина, похоже, начал терять терпение:

— Аля, что с тобой? Чего ты сегодня такая злая?

— Чего? А из-за таких, как она! Для них — все прелести жизни, а я — в полном дерьме! Думаешь, мои деньги на меня уходят? Дудки! Я старшая в семье, моего отца такая вот дамочка на машине сбила насмерть. Ее даже не посадили. У меня семеро младших братьев и сестер, мать с ума сошла, в психушке лежит, а дети на мне. Ненавижу я таких, как она, Стас, ох как ненавижу! Та баба тоже такая же холеная была, как и эта.

— Ну, Алька, ты загнула! Она совсем другой человек, ты же не знаешь ее.

— Все вы, мужики, одинаковые! Увидел ее голую и тоже слюни распустил, мозги у вас в другом месте.

— Аля, я не знал, что ты такая, — произнес обиженно мужчина.

— А какая я? Какая? — Алька чуть не плакала.