Адэр Брукс, а это был он, замер посреди комнаты, глядя на девушку нежным, полным печали и горечи взглядом. Казалось, был поражен ее недогадливостью… Сожалел, что остался не понят, обижен в своих лучших чувствах.

— Затем, что она была так похожа на тебя, моя роза, — выдохнул он. — А я просто безумно сгорал от любви. Жаждал увидеть тебя, прикоснуться губами, руками… Прильнуть телом к твоему хрупкому стану.

— Достаточно. Не хочу даже слышать! Я любила вас… или думала, что любила, но вы уступили меня без борьбы, а теперь говорите такое… — И она поглядела на большую, с ощеренной пастью волчью голову, водруженную на едва державшийся стол. Шерсть на ней была словно припорошенной пудрой и казалась бы белой, не рассмотри кто ее хорошенько. — Расскажите об этом, — попросила она. — Что за мерзкий, абсурднейший балаган вы устроили с этой маской? — И тише: — Так это вы… убивали и насиловали несчастных девиц?

Ее слова Адэру Бруксу совсем не понравились: он изменился в лице. Улыбка его потяжелела, взгляд сделался острым, холодным.

— Глупые курицы, не стоит и поминать, — как бы отмахнулся словами. — Лишь жалкие тени той женщины, что разбила мне сердце… — И он поглядел на Аделию вроде как с осуждением.

Девушка замерла от подобной циничности, только глядела большими глазами. Должно быть, пыталась понять, насколько он искренен… Наконец, голос, залипший от возмущения в легких, завибрировал в грудной клетке, и она просипела:

— Вы действительно так считаете: я разбила вам сердце?

— Я любил тебя, но был вынужден уступить другому мужчине.

— Моей вины в этом не было! Как и девушек… что пострадали по вашей вине… Почему… почему вы делали с ними такое?

— Потому что мне нужна была ты, но я не мог тебя получить, — почти выкрикнул Брукс, нависнув над девушкой всем своим телом. — Я держался, пока ты была далеко, в этом чертовом Лондоне с муженьком, но когда ты вернулась… Когда я снова увидел, как ты прекрасна, во мне вспыхнул пожар. Он пожирал меня изнутри! Он рвал мои внутренности клещами… Я должен был прекратить эту пытку, и эти девушки, эти темноволосые нимфы, лишь отдаленно похожие на тебя, каждый раз напоминали мне день нашей встречи в лесу… нашу страсть под пологом звездного неба… Они утоляли на время мой голод. Они помогали мне ждать…

— Чего?

Их взгляды перекрестились, и Брукс, подняв руку, провел по щеке Аделии большим пальцем.

— Тебя, — откликнулся он. — Ждать, когда вновь станешь моей. Избавишься от чужого младенца в своем животе… Он изводил меня, знаешь? Представлять, как Айфорд входит к тебе… как берет тебя, изливаясь семенем в твое лоно… От одной этой мысли я лишался рассудка. — И поспешно, не дав ей вставить ни слова: — Я ведь не монстр, Аделия, — просто несчастный, что ищет любви. И разве я виноват, что глупое сердце потянулось к тебе? Захотело тебя? К тому же я видел, как ты несчастна… как одинока… А вместе, укрывшись от целого мира, мы можем быть счастливы вечно. Только надо было дождаться… Однако теперь… — его ладонь легла на ее округлый живот, — теперь смысла ждать нет: ты сама призналась в лесу, что это мой сын. Мой сын в твоем чреве, а значит, я мог забрать вас обоих… Время ожидания кончилось. Все было готово… — Он встал на колено и приложился ухом к ее животу, оглаживая его с тихой улыбкой. — Мой сын.

Аделия сглотнула ставшую вязкой слюну.