И тогда она наконец заговорила:

— Вы не вернетесь. Она… она… не вернулась.

На мгновение я забыла о том, что мне предстояло завтра увидеть Коннана, потому что я вновь почувствовала, что Джилли что-то знает об исчезновении Элис.

— Джилли, — спросила я, — она попрощалась с тобой перед отъездом?

Девочка энергично помотала головой, и мне показалось, что она готова разрыдаться.

— Джилли, — попросила я ее, — попробуй поговорить со мной, расскажи мне все… Ты видела, как она уезжала?

Джилли уткнулась мне в грудь, спрятав лицо. Я прижала ее к себе на несколько секунд, но потом отодвинулась, чтобы заглянуть ей в лицо. Ее глаза были закрыты. Вдруг она открыла их, соскочила с моих колен и, подбежав к саквояжу, снова начала выбрасывать оттуда вещи, крича: «Нет, нет!»

Я быстро подошла к ней и сказала:

— Послушай, Джилли, я вернусь. Меня не будет всего несколько дней.

— Она не вернулась!

Итак, мы опять пришли к тому, с чего начали. Я поняла, что ничего узнать от нее в этот момент мне не удастся. Она подняла ко мне лицо. В ее глазах было по-настоящему трагическое выражение.

Мне стало ясно, что моя забота о ней значила для нее даже больше, чем я предполагала, и что мне не удастся объяснить ей, что мое отсутствие будет временным. Элис была добра по отношению к ней, и Элис покинула ее. Небольшой, но трагический жизненный опыт девочки говорил ей, что дорогие ей люди покидают ее навсегда. Ни во что другое она просто не могла поверить.

Несколько дней, неделя в восприятии Джилли, наверное, были равносильны году в жизни других людей. Нет, сказала я себе, я не могу ее оставить. Пусть Коннан будет недоволен, но я объясню ему, почему я должна была взять ее с собой. Миссис Полгри же я могу сказать, что хозяин велел привезти обоих детей, и ей это будет приятно. Она вполне доверяла мне свою внучку, признавая, что мое вмешательство в жизнь последней сделало ее счастливее.

— Джилли, — сказала я. — Я уезжаю на несколько дней. Элвиан и ты поедешь вместе со мной. — Я поцеловала ее и повторила: — Ты едешь со мной. Тебе же хочется этого, правда?

Несколько секунд она не отвечала, пытаясь осознать то, что я сказала, а затем она опять крепко закрыла глаза и кивнула. На ее лице была улыбка, которая тронула меня больше всяких слов.

Ради того, чтобы доставить радость этому несчастному ребенку, я готова была рискнуть вызвать неудовольствие Коннана.

На следующий день мы отправились в дорогу, и все обитатели дома вышли нас проводить. Я сидела в коляске вместе с двумя девочками, а на козлах торжественно восседал Билли в фамильной ливрее ТреМеллинов.

Настроение у всех нас было в равной степени приподнятое. Элвиан щебетала всю дорогу, а Джилли молча, но со счастливой улыбкой, сидела, прижавшись ко мне. Билли, как и Элвиан, был очень разговорчив и не замолкал ни на минуту. Когда мы проезжали через один перекресток, он вдруг перекрестился и произнес молитву — за бедную потерянную душу похороненного там самоубийцы, как он объяснил мне.

— Не то чтобы молитвой ему поможешь, — сказал он. — Ведь те, кто так умер, вовек не успокоятся. Это как те, кого убили, или еще что — они ведь в могилах-то не лежат, а так и бродят по свету, ни себе, ни живым покоя не дают.

— Что за чепуха! — сказала я раздраженно.

— Те, кто ничего в этом не смыслят, обзывают мудрость чепухой, — отпарировал обиженный Билли.

— Похоже, у некоторых людей чересчур богатое воображение.