Перворожденный насмешливо оглядел побледневшее лицо Мелиссы, перевел взгляд на внезапно пошатнувшегося пленника, у которого против воли вырвался сдавленный стон, и вышел, довольный произведенным впечатлением. А молодые люди в ужасе переглянулись и одновременно сглотнули: кажется, судьба во второй раз сыграла с ними злую шутку.

Глава 4

Едва на заставу рухнул непроглядный мрак, эльфы одновременно встрепенулись. Не сговариваясь, выбрались из домов, где добросовестно просидели большую часть дня, а затем подтянулись к фонтану, который в свете невероятно ярких звезд утратил внешнюю неказистость и превратился в фейерверк сказочно прекрасных каскадов. И смотрелся в темноте настолько красиво, что даже привычные ко всему остроухие некоторое время пораженно молчали, не в силах отвести глаз от этого чуда.

Факелов Стражи по привычке не зажигали, поэтому застава оказалась погружена в темноту, но никто не испытывал неудобств: здешним обитателям свет был без надобности, да и глаза эльфов без труда различали любые детали даже в кромешной тьме. Так что, когда стемнело, они с удвоенным интересом принялись озираться по сторонам, надеясь, что не зря сюда приехали, молодой лорд соизволит принять их скромное посольство, им удастся попросить его совершить небольшую прогулку и при этом они не нарвутся на категорический отказ.

Линнувиэль почувствовал, что от еле сдерживаемого волнения у него начинают подрагивать пальцы. Смешно, конечно, страшиться встречи с лордом, но он ничего не мог с собой поделать: о Торриэле илле Л’аэртэ ходило столько слухов, что он уже не знал, чему верить. Говорили, что он обрел в пределах невероятную силу. Говорили, что он живет среди злобных хмер и ни одна из них не смеет его тронуть. Уверяли даже, что он понимает язык здешних животных, а их яды на него совсем не действуют. Шептались, что именно он убил наследника престола, а двадцать лет назад и вовсе посмел открыто выступить против родного отца. Причем сделал это перед смертными, светлыми и, что самое неприятное, гномами. Был крайне резок, даже груб и по-настоящему напугал семерых хранителей, присутствовавших при том разговоре.

Сам Линнувиэль этого не видел, поскольку в то время хранителем еще не являлся. Но тот факт, что в пределы отправили именно его (единственного из угасающего дома Л’аэртэ, кто не был замешан в той скверной истории с ритуалом изменения), говорил о многом: получалось, старейшины всерьез опасались последнего отпрыска владыки Изиара. Точнее, они боялись его настолько, что даже для столь важного дела, как посольство, выделили безусловно высокие, но все же не самые главные для темных чины. Иными словами, не исключали того, что неожиданное посольство может и не вернуться в родной лес. И это немного нервировало.

Линнувиэль, покосившись на напряженные лица спутников, с облегчением понял, что им тоже тревожно. Всем, за исключением леди Мирены: у той была сегодня другая задача. И, судя по глубокому вырезу роскошного бархатного платья, плотно обтягивающего тонкий стан одной из прекраснейших женщин Темного леса, юная дочь дома Маллентэ собиралась исполнить свою важную миссию на «отлично».

– Ишь, какие нетерпеливые, – насмешливо хмыкнул незнакомый голос из темноты. – Я-то думал, вас приглашать придется на встречу, а вы вон как… едва не приплясываете на месте от нетерпения. Похоже, здорово вашего владыку припекло, раз отправил сюда аж семерых остроухих.

Маликон и Корвин поморщились: полнейшее отсутствие такта у смертных начинало их порядком раздражать.