Изменить размер шрифта - +
Его горшки прочны, как каменные. Да они и в самом деле каменные, глина в них смешана с песком и дресвой -

крупной зернистой галькой (красные, желтые и зеленые зерна ясно видны в изломах). Она служит как бы кремневым скелетом сосуда, поэтому этот

сосуд и живет бессчетное количество тысячелетий. В музее была масса разных сосудов. От маленького обгорелого горшочка, в котором, может быть,

кипела похлебка из мамонта, до огромных, в человеческий рост, кувшинов... Эти-то были непростительно молоды. Хорошо, если каждому из них было по

семьсот лет. Совершенно гладкие, несокрушаемые, с мастерски вылепленным горлом, со следами гончарного круга на внутренней стороне, они никакой

исторической ценности не представляли, а мешали мне страшно. До меня в них уборщицы хранили тряпки и швабры, а в одном оказалось чуть ли не с

пуд тыквенных семечек. Я сдуру рассказал об этом кому-то - и вот весь музей начал бегать ко мне за ними в перерыв.
     - Дайте, пожалуйста, семечек.
     Я махал рукой, и вот сосуд наклоняли, опрокидывали и лезли в него железным совком. Я все ждал, что кто-нибудь ахнет это чудище о каменный

пол и оно разлетится. Но сосуд был просто несокрушаем. Как его ни грохали, как ни катали - а пол-то был каменный, - ничего с ним не случилось. А

ведь еще с пяток таких сосудов - и мне пришлось бы выбросить из комнаты даже пивной столик и разбирать свой камни, просто сидя на корточках.

Поэтому, когда однажды пришел в музей древний старикашка и рассказал, что в горах в колхозе "Горный гигант" весь клубничник усыпан осколками, а

в конторе колхоза даже стоят два совершенно целых сосуда, нужно приехать и забрать, я подробно записал весь его рассказ, но никуда не поехал и

ничего никому не сообщил. Я и свои корчаги давно выбросил бы на помойку, - они ведь тоже были из района "Горного гиганта", да как это сделать?

Ведь на каждой же этикетка и запись: "Сосуд для хранения зерна. Эпоха караханидов (XI век). Из сборов И. А. Кастанье".

***

     О старике этом - звали его Родионов - я еще расскажу. Как-то само собой получилось так, что с приходом его в музей все в моей жизни пошло

кувырком.
     Началось, впрочем, все с того, что рано утром мне позвонили из редакции республиканской газеты и попросили зайти к редактору. Я зашел.

Секретарь-машинистка вынула из папки три странички с пышным заглавием "Индийский гость" и подала мне.
     - Вот просили прочесть и дать заключение, - сказала она и снова уткнулась в какие-то листы.
     При газете этой я состоял давно, катал прямо на машинку юбилейные статьи, давал информации о всех интересных приобретениях и находках

нашего музея, консультировал, правил, знал всех, и меня знали все. Поэтому такие задания мне приходилось получать и выполнять часто. Но сейчас,

только пробежав три странички четкого машинописного текста, я обалдел, онемел и вдруг шагнул прямо за стеклянную дверь, в кабинет редактора.

Редактора не было, за его столом сидел заместитель - высоченный молодой человек в роговых очках и с трубкой во рту. Его недавно по распределению

прислали к нам из Москвы, но он уже сумел задать тон всей редакции: "Старик", "Старуха", "А не пойти ли нам, старуха, в "Белую лошадь"..."
     - Слушайте, - сказал я, - что это вы мне дали? Это же просто бред.
     Он снял очки и стал их протирать. Это были, конечно, очки из оконного стекла, но я первый раз видел, чтоб он остался без них.
     - Мнения насчет этого бреда резко разошлись, - сказал он.
Быстрый переход