Да что же здесь такое творится? Раэн, уже почти не скрываясь, потянулся к ней внутренним взглядом, ища следы проклятия, чар — чего угодно! Ни-че-го… Легкая дымка от янтарной капли, оказавшейся очень качественным защитным амулетом — ну так это и понятно. Никаких изменений структур, характерных для проклятия, никакого чужого влияния. На ней даже простенького сглаза не было, который может повесить завистливая подруга или неудачливая старая дева из приживалок.
— Идемте, — согласился он и, плюнув на этикет, шагнул к ней, повернувшейся, пошел рядом. — Простите меня, госпожа.
— Простить? За что?
— Мне показалось, я сделал что-то не то. Может быть, нарушил какой-то обычай? Я ведь чужестранец. У меня дома все иначе. Поверьте, я ничем не хотел обидеть вас. Это всего лишь цветы. Выбросьте их, если не нравятся.
Несколько мгновений она молчала, потом отозвалась тихо и ровно.
— Не за что просить прощения, почтенный Раэн. Вы ничем меня не оскорбили. Я сохраню эту ветку с радостью.
Они одновременно шагнули на горбатый мостик, такой узкий, что рукава едва не соприкоснулись, и Раэн поспешил прижаться к перилам, пропуская ее вперед. Звон. Всплеск.
— Наверное, рыб вы любите больше цветов, — усмехнулся он, делая вид, что ничего не случилось. — Это ведь ваши питомцы?
— Нет, Надира, — с той же прохладной вежливостью ответила она. — Было время, когда все заводили себе таких карпов. Приучали их к колокольчику… Но брату быстро надоело, потом он уехал, а рыбы… Рыбы остались мне. Так же как павлины, обезьянки, розы…
— Обезьянок я видел. Их вы тоже не любите, похоже.
Мостик остался позади. Еще несколько минут — и ворота. А он все не может зацепить ее, пробить ледяную броню изощренной вежливости. Только зря выпросил сопровождение, которым она так тяготится.
— Я о них забочусь, этого достаточно, — отозвалась она. — Теперь, конечно, придется оставить их на кого-то другого.
— Теперь?
— Дядя хочет, чтобы я приехала в Гюльнару. Вы ведь обещали отвезти ему письмо, верно, почтенный Раэн?
— Разумеется. Как только прикажете.
В Гюльнару? Зачем? Отсюда, где она в безопасности под присмотром домашних. И не только домашних, хоть об этом наиб и не знает. Зачем? И почему наиб ничего ему не сказал? Упрямый старик… Но теперь, во всяком случае, у него будет повод появиться здесь еще раз.
— Как только прикажете, госпожа, — повторил он. — Но разве вам не жаль расставаться с Харузой?
— Все сады похожи друг на друга, — помолчав, ответила она. — В Гюльнаре будет то же самое. Меньше роз и жасмина, больше гранатов.
А чего он ожидал? Что она бросится незнакомцу на шею и выложит свои сердечные тайны? Вот и калитка. Как неудачно. Как неправильно… Оставлять ее так, с этими дурацкими розами, которыми наполнен дурацкий, опостылевший ей сад.
— Что ж, если рыбки и обезьянки останутся здесь, позвольте подарить вам что-нибудь взамен, — усмехнулся Раэн, оборачиваясь к ней у самой калитки. — Например, собаку.
И, как тогда, во время волшебства, понял, что попал в цель. Такого она точно не ожидала, даже губы дрогнули в неуверенной удивленной улыбке.
— Собаку?
— Ну да, — весело подтвердил Раэн. — Они не такие колючие, как розы, не такие скользкие, как рыбки, и из них не нужно варить варенье! А еще они могут вытоптать любой сад! Плохо это или хорошо — решать вам, госпожа.
— Я никогда не видела собаку, способную вытоптать сад, — растерянно заметила она. |