Отец был военным -
когда-то остался на сверхсрочную, потом закончил офицерские курсы и
кое-как выслужился до капитана. Он очень гордился этим, любил форму,
хромовые сапоги, оружие, всюду таскал за собой сына, учил ходить строевым,
стрелять, ползать - короче, готовил его к службе, в результате привил
отвращение к ней. В пять лет Андрей еще не понимал, что такое ненависть,
не умел выразить своих чувств, а просто от однообразной, типичной жизни
слишком рано ощутил тоску и неприятие окружающего мира. Когда родители
уходили на службу (мама служила в финчасти), он забирался под казенный
диван в казенной квартире и плакал, не осознавая причины.
- Что же ты ревешь-то? - негодовал отец, когда случайно заставал сына
с красными глазами или слезами. - Ты же мужчина, будущий офицер Советской
армии! Отставить! Чтоб больше не видел! Иначе сниму ремень!
И снимал раза три, после чего загонял под тот же диван и плакать уже
не хотелось.
Он все время убегал на опушку леса, который начинался сразу же за
деревянным щитовым бараком, за изгородью военного городка. В два раза выше
всех деревьев, словно царь, стояло огромное старое дерево неведомой
породы. Должно быть, верхушку когда-то изломало ураганом, и потому в обе
стороны, словно поднятые человеческие руки, выросли две ветви. Андрей
старался не смотреть на него, пробегал мимо, на болотце, где росла морошка
и княженика, однако взгляд сам собой притягивался к дереву и охватывал
страх. Нет, даже не страх, а нечто другое - жуткое и радостное оцепенение,
как от прикосновения к неестественному, непривычному, возможно, к
проявлению Божественного. Дерево не могло быть таким!
И от этих смешанных, сильных и необъяснимых чувств он начинал плакать.
И вот однажды наревевшись всласть, он поднял голову и увидел не
дерево на горизонте, а человека ... Он стоял над всем окружающим лесом,
протягивая ему руки, и будто мания к себе. Солнце садилось в тучу,
пространство вокруг потемнело, а человек показался огненным, высокий,
островерхий шлем искрился, латы на груди источали свет, и от рук
расходились радужные круги.
С этого мгновения Андрей потерял страх, забыл о себе и сам не
заметил, как пошел к этому человеку. Тогда ему было не удивительно, что и
ночью он оставался таким же красным, сверкающим и манящим; он звал за
собой, хотя не произнес ни одного слова, и Андрей шел к нему, вскинув
голову и шепча одни и те же слова:
- Я иду, иду за тобой!
Он не ощущал времени - все казалось, будто не кончается один день.
Человек не уходил и даже не двигался - так и стоял с зовущими руками, и
Андрей знал, что когда дойдет, то обязательно запрыгнет на эти руки, и
этот древний воин в доспехах поднимет его высоко-высоко над своей головой,
а значит, до неба!
Дней же прошло четыре, и если бы не вертолет и солдаты, то он бы
обязательно дошел: человек был уже совсем близко!..
После этого он больше не плакал ни дома, ни в лесу за изгородью, хотя
воина-великана больше не было, но стояло дерево с протянутыми руками.
Андрей приходил к нему совершенно безбоязненно, обнимал толстенный ствол,
насколько хватало рук, и шептал:
- В следующий раз я дойду! Только никогда не уходи от меня!
Отец несколько раз заставал его в таком состоянии, хватал за руку,
тащил домой и устраивал допрос. Андрей же снова по-детски чистосердечно
рассказывал, что это не дерево - человек, воин в кольчуге и латах,
великан, который когда-нибудь обязательно возьмет его на руки и поднимет
до неба.
- Это же обыкновенная елка! - почему-то злился родитель. - Что тебе в
голову втемяшилось? Ну посмотри, елка! Да еще изуродованная!
И однажды не выдержал, запер сына в дровяник, взял топор, убежал на
болото и часа четыре, с остервенением и злостью, рубил это дерево, пока
оно не рухнуло так, что загудела земля. |