Она вместе с ним улыбалась его словам, прижавшись лицом к его груди.

— Но ты видела это, Миа? Ты видела, как этот подонок попробовал сделать мне хук ногой, а я блокировал его?

Миа кивнула, мол, видела. И видела, как он послал Бартона в нокаут. Но она говорила неправду, конечно. Его триумф прошел без нее. Она приехала слишком поздно. Все, что она успела увидеть, так это огромный нескладный пояс — разукрашенный, как детская игрушка, — который ему повязали вокруг талии.

Каким умиротворенным, каким счастливым он казался сейчас. Сильные руки упираются в подушку — беззащитные во сне, с по-детски расставленными пальцами. Легкая щетина на подбородке, рот расслаблен, его очертания мягки и даже наивны. Благодаря этому он кажется юношей, гораздо моложе своих лет.

Но вот кожа… Кожа выглядит восковой, и эти глубокие тени под глазами…

Она прерывисто вздохнула, стараясь справиться с грузом эмоций, который давил на ее разбитое сердце. Время для слез еще не пришло. Но оно скоро наступит. Позже.

Очень медленно, насколько это было возможно, она сползла с кровати. Ник что-то пробормотал во сне, беспокойно пошевелив головой. Она замерзла, ее бил озноб. Он вздохнул и дальше задышал ровно.

Не сводя с него глаз, она наклонилась, чтобы поднять с пола свою одежду. Потом на цыпочках прошла в гостиную, почти беззвучно закрыв за собой дверь спальни. Занавески были распахнуты, и она заметила, что на улице туман. Он точно призрак витал за окнами. Зима верно и неуклонно приближалась.

Номер его телефона был у нее по-прежнему в быстром наборе. Слушая длинные гудки, она спрашивала себя, не исчез ли он снова. Но на другом конце провода раздался сначала щелчок, а потом его голос. Она глубоко вздохнула.

— Эш? Если у тебя есть время, давай закончим твою татуировку? Ты можешь прийти ко мне в студию через час?

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Он вышел из дома, захлопнув за собой дверь, и осмотрелся вокруг. Туман все еще стелился влажной, беловатой дымкой, но уже поредел и стал прозрачным. Окружающие предметы, проступая сквозь него, были узнаваемы, но как будто слегка изменены чьей-то невидимой рукой. Острые края казались плавными, цвета смешались, потеряв яркость. На площадке в саду поздно цветущее олеандровое дерево словно обмякло и стало похоже на розовый зефир. А элегантные белые здания с колоннами, выстроившиеся вдоль улицы, напоминали огромные корабли, качающиеся на волнах. Он восторженно улыбнулся.

Вся его жизнь состояла из неустанного поиска прекрасного и наслаждения текущим моментом. Возраст и время были его непримиримыми врагами. Возраст притуплял восприятие, лишал его остроты и свежести, годы, оставленные позади, постепенно формировали непробиваемый панцирь равнодушия и бесчувственности.

Он посмотрел на часы. Ему не хотелось заставлять ее ждать слишком долго. Это был особенный день. Сегодня утром она нанесет последние штрихи любовного послания, которое собственной рукой писала на его теле в течение нескольких недель.

Пора. Он пошел по улице, легко, быстро, с наслаждением вдыхая влагу, разлитую в воздухе, — мерцающий, белый свет.

Свет был какой-то необычный сегодня, в нем явно чувствовалось что-то пугающее. Свет, падающий в окно ее студии, походил на тот, который ей снился в ночных кошмарах, — безликий, бесцветный, словно вывернутый наизнанку. На него было больно смотреть. Миа прижалась лбом к стеклу и наблюдала, как невесомые завитки тумана плавно струятся за окном.

Руки ее были холодны. Глаза совершенно сухи, в них не было ни капли влаги. Несколько мгновений она думала о Нике, который все еще спал в своей теплой постели, где она оставила его. Ее беспокоило, что ей вдруг стало трудно представить его лицо. Как она ни старалась сосредоточиться, сколько сил ни затрачивала на то, чтобы оживить в памяти его образ, тот все равно растворялся.