Изменить размер шрифта - +
Битая тачка — это уже не тачка, вмятина на капоте понижает статус владельца на порядок, а то и на два. Здесь вам не российская глубинка, здесь на металлоломе ездить не принято…

Он обошел машину спереди и заглянул в зазор между бампером и гаражными воротами. На воротах появилась характерная вмятина, бампер треснул, поцарапался, а пластина с номерным знаком вывалилась из пластикового зажима и лежала на земле. В сущности, повреждения были пустяковые, в каком-нибудь московском гараже их устранили бы за час и взяли за ремонт ерунду, но здесь не Москва, а чертова Бельгия, чтоб ей ни дна ни покрышки!

— Твою мать, — не удержавшись, выругался Денис. Сказал он это, естественно, по-русски, потому что иностранные ругательства всегда казались ему пресными и лишенными настоящей эмоциональной окраски. — Ну что за невезуха, блин!

— Ну чего ты вопишь на весь квартал? — спросила Даша, неуверенно выбираясь из машины и тоже заглядывая в щель между бампером и воротами. — Да-а, повреждение… Слушай, плюнь ты на эту чепуху! Скоро я тебе «Порше» куплю. Хочешь «Порше»? Красный, как полагается молодому миллионеру…

Денис наклонился и поднял номер, борясь с внезапно нахлынувшим желанием съездить этой пыльной жестянкой Даше по щеке. То-то удивилась бы, наверное! Ведь ее, принцессу, в жизни никто пальцем не тронул…

Он все еще боролся со скотской стороной своей натуры, которая в моменты нервного напряжения неизменно начинала лезть наружу, когда со стороны улицы вдруг прозвучал незнакомый мужской голос:

— Добрый вечер. Извините, я знаю, что здесь так не принято, но мне показалось, что вы говорили по-русски, а я ужасно соскучился по землякам.

Денис даже не сразу понял, почему так вытянулось и побледнело лицо Даши. Человек, который к ним обратился, внешность имел самую заурядную и даже приятную: высокий, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти — сорока, с некрасивым, но располагающим лицом. Одет он был без затей — в линялые джинсы, кроссовки и маечку не первой молодости, на левом запястье тускло поблескивали простенькие часы, в правом кармане джинсов сквозь вытертую добела ткань рельефно проступала зажигалка. Незнакомец смущенно улыбался, сознавая всю неловкость своего положения: здесь, в сердце цивилизации, действительно было не принято приставать на улице к незнакомым людям, и он это прекрасно знал. Видно, и впрямь соскучился по землякам — спит и видит, бедняга, с кем бы раздавить бутылочку белой под соленый огурец пополам с душевным разговором…

Тут до Дениса дошло, что же так напугало Дашу. Никто не должен был знать, что они здесь, — и раньше не должен был и уж тем более теперь, после этого звонка в Москву. А вдруг появление незнакомца вовсе не было случайным? А вдруг оно, это появление, и есть ответ папаши-банкира на их звонок? Спору нет, ответ пришел с поистине волшебной скоростью, но ведь на дворе двадцать первый век и самолеты летают по расписанию. А они с Дашей развели тут дискуссию на великом и могучем русском языке, как будто других языков не знают, как будто дома нельзя было поговорить… Вот вынет сейчас этот тип из-за пояса пушку и, чтобы разом покончить со всеми нюансами, пристрелит Дениса прямо на глазах у спасенной принцессы. И ничего ему за это не будет, потому что после звонка банкиру Казакову он, Денис Юрченко, Дэн, превратился в похитителя, а Даша, которая все это затеяла, — в невинную жертву, которой грозит смертельная опасность.

Первой, как всегда, нашлась Даша. Она выпрямила спину, гордо вздернула подбородок, подняла брови и, окатив незнакомца ледяным взглядом, надменно осведомилась:

— Кес ке се? Кес ке ву воле, месье?

Денис спохватился, тоже расправил плечи и шагнул вперед, хмуря густые черные брови на смуглом от природы лице.

— Кес ке ву фе иси? — спросил он.

Быстрый переход