|
На человеке была форменная куртка с погонами и нашивками, брюки с тонкими лампасами, а также широкий пояс, отягощенный кобурой с пистолетом, резиновой дубинкой и наручниками в чехле. «Хелло, Долли, — уныло подумал Юрий, снова откидываясь на подушку. — Помнится, кто-то хотел прогнать братву именно для того, чтобы избежать близкого знакомства с местной полицией. А вышло-то все с точностью до наоборот! Впрочем, если бы упомянутый кто-то дал себе труд хоть чуточку подумать, такой исход было бы легко предвидеть. Да… защищать мне было некого, никто не звал меня на помощь, никого там не обижали… Подумаешь, дверь взломали! Мало, что ли, я сам их выломал, этих дверей? Да не сосчитать! Просто рожи мне их сытые не понравились, вот и все. Это у меня, наверное, от Адреналина, земля ему пухом, осталось: если хочется дать кому-то в рыло — не стесняйся. Докажи, что ты мужик, и противнику своему предоставь возможность доказать то же самое… Вот и доказал, а что именно и кому — дело десятое. Важен-то результат! А результат простой: парень с девчонкой уехали, братва рванула когти, а я лежу на спине, весь в бинтах, с полицейским за дверью, и хорошо еще, что к кровати наручниками не прикован…»
Вывернув шею и стараясь не обращать внимания на боль и подкатившую к горлу тошноту, он посмотрел на окно. Окно представляло собой тройной стеклопакет в алюминиевой раме, с которой были предусмотрительно сняты все ручки. Возле кровати стоял легкий пластиковый стул. Он поморщился и лег ровно. Думать надо сейчас не о побеге, а о том, что говорить полицейским чиновникам, когда те явятся его допрашивать. Какое-то время, наверное, удастся свалять дурака, ссылаясь на незнание французского, но продлится это недолго — приведут переводчика, вот и вся недолга… «А что тут, собственно, выдумывать? — подумал он с раздражением. — Так и скажу: увидел, что в соседнем коттедже шарят посторонние, и решил их прогнать, за что и получил по башке. Почему в полицию не позвонил? Так языка же не знаю! И кто они были, тоже понятия не имею. Черные какие-то — марокканцы, наверное. В кожаных куртках с заклепками, небритые и под кайфом. Залезли в пустой дом с целью ограбления, ага… Хуже, конечно, если кто-нибудь заметил номер их машины — тогда моя сказочка про негров точно не пролезет, номер-то в компьютере! А впрочем, мне-то что за дело? Откуда я знаю, где они машину угнали, эти ваши марокканцы…» Он опять поморщился, потому что все это было неважно. Что бы он ни говорил, как бы чист ни оказался в результате перед бельгийским законом, процедуры установления личности ему не избежать. А за этой процедурой непременно последует другая — процедура экстрадиции, то бишь высылки из страны и передачи в руки российских властей, у которых накопилось к нему множество вопросов. «Да ладно, — подумал он, — чего теперь убиваться! Как в народе говорят, сколь веревочке ни виться… И еще: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Мало ли что ни в чем не виноват! У нас этих не виноватых по тюрьмам да по лагерям о-го-го сколько парится! Не дрейфь, десантура, прорвемся!» Потом он незаметно для себя задремал и проснулся, только когда явилась сестра со шприцем. Она что-то сказала — кажется, задала какой-то вопрос. «Все в порядке», — ответил Юрий хриплым спросонья голосом. Тогда сестричка присела на край кровати, сама закатала ему рукав на здоровой руке и вкатила в предплечье довольно болезненный укол. Входя, она немного отодвинула ширму, и, пока его кололи, Юрий разглядывал полицейского, который уже не сидел, а стоял в дверях, загораживая их своей массивной фигурой. Полицейский тоже разглядывал Юрия, но ему это вскоре наскучило, и он отвернулся. Это был румяный здоровяк с фигурой штангиста-тяжеловеса и серьезным до комичности выражением лица. Руку он держал на клапане сдвинутой на живот кобуры, как будто боялся, что Юрий вдруг вскочит и попытается заколоть его отобранным у сестры шприцем. |
