— Оставь его одного.

— Нет.

— Гейдж, я польщен, что ты считаешь меня способным представлять хоть какую-то угрозу для этой милашки, но уверяю тебя…

— Успокойся, Малик. Гейдж, мне лучше знать, что ему надо, и я не оставлю его до тех пор, пока не пойму, что ему ничто не угрожает.

— И ты уверена, что, прижимаясь к нему в постели, ты лечишь его?

Бринн не сразу ответила, но, когда наконец слова с болью вырвались из нее, казалось, их вытащили оттуда насильно.

— Да, — выдавила она из себя.

— А как же твои расчудесные травки и лекарства? Разве они плохо помогают?

— Это не одно и то же… Почему ты не…

— Ты не слишком стеснительна. А вдруг ты захочешь удовлетворить свои собственные желания, пользуясь Маликом?

— Только не это! — Ее голос дрожал. — Неужели ты думаешь, что я не сделала бы для тебя такую малость, если бы это не повредило ему? Ты пошел мне навстречу, решив уйти с этого места, и я обязана тебе. Но я не могу… Мне пока еще нельзя оставлять его ночью.

— Почему?

— Порой приходят драконы.

— Драконы?

— Ну, не настоящие звери. Я не уверена, что они существуют в своем обличье. Это слабость, зараза, и… — Ее голос понизился до свистящего шепота: — …и смерть. Они выжидают и набрасываются на нас ночью, когда мы беззащитны.

— Так ты можешь сдержать этих зверей, прикасаясь к Малику?

— Я не говорила, — поспешно возразила Бринн, — что могу лечить прикосновением. Иначе я обратилась бы в волшебницу. А только Господь может лечить всех.

— Малик уже клянется, что его выздоровление — просто чудо.

— Оставь ее в покое, — отозвался Малик.

— С какой стати? Разговор только-только начинает мне нравиться. — Гейдж попытался заглянуть ей в лицо, но в мерцании лунной ночи оно отсвечивало бестелесной бледностью. — Расскажи мне еще что-нибудь о драконах, с которыми ты бьешься.

Бринн молчала.

— А может, скажешь о рецепте похлебки, которая вылечила Малика?

— Он еще болен.

— Так, значит, его лечит бальзам?

— Именно он.

— Прекрасно. Поэтому ты сегодня ночью спать будешь отдельно.

— Я не могу оставить его. Если тебе кажется, что я колдунья и лечу его волшебством, то можешь так и думать. Мне все равно.

— Колдовство — выдумка. — Гейдж, помолчав, добавил: — Впрочем, ты веришь в него, не так ли?

— Верь я в такое богохульство, церковь давно бы сожгла меня на костре. Я не колдунья. Лечит бальзам, — быстро проговорила она. — И сплю я вместе с твоим другом только потому, что в любое время ему может понадобиться моя помощь. Все очень просто.

— Согласись, это разумно, Гейдж, — вступил в разговор Малик. — Она только стремится оградить меня от опасности.

Бринн покривила душой; она верила в свои целительные силы, данные ей свыше. Но она должна скрывать свой дар. Колдунов боялись или презирали; в том и в другом случае они вызывали страх, а страх — самый коварный, самый мощный враг.

— Все совсем непросто, — проворчал Гейдж. — Ладно, спи с Маликом… сегодня.

Но и сквозь разделявшее их расстояние он чувствовал не утихающее в ней беспокойство.

— Ш-ш, — прошептал Малик. — Все будет хорошо.

«Он успокаивает ее», — недовольно подумал Гейдж.