— Он будет лучше обращаться с тобой, чем лорд Ричард.

Бринн снова посмотрела на Малика.

— Небольшая разница.

— Тогда дай Гейджу, что он желает, и встань под его защиту.

Иными словами — ложись под норманна. Малик, конечно же, желал ей добра, но, как и все мужчины, считал такой способ обмена с женщиной самым естественным. Он и не подозревает, что у нее в запасе есть кое-что получше.

— Закрой глаза и спи. Тебе нельзя так много говорить.

Малик вздохнул.

— Надо понимать так, что я говорю то, что тебе вовсе не хочется слышать.

Помолчав немного, она, как бы размышляя, спросила:

— Стал бы он… Может, лорд Гейдж…

— Может, Гейдж что?

— Он говорит о сделке. Если я дам ему другое, гораздо более ценное для него, стал бы он по-прежнему требовать от меня… эту услугу?

— А о какой ценности ты говоришь?

Она не ответила на его вопрос.

— Так стал бы?

— Вовсе необязательно. — Бринн с облегчением вздохнула. — Но в случае с тобой все может быть по-другому. Впервые он так хочет женщину.

Значит, если она даже заключит сделку с Гейджем и платой ее будет Гвинтал, то все равно ей не уйти от его похоти. Бринн подавила в себе чувство отвращения и попыталась рассуждать здраво. Может, попросить норманна не только ради себя, но и Эдвины? Соединение тел ради жизни. Она вспомнила песню, исполненную трубадуром в зале Редфернского замка. В ней пелось о жене одного знатного лорда, которая покончила с собой, лишь бы избежать насилия от своего врага. Лучше смерть, чем бесчестье, — вот единственный выбор для женщины.

Разве справедливо, что жизнь Эдвины зависит от покорности Бринн. Она хранила свое тело от посяганий Делмаса, но если ради жизни Эдвины надо поступиться своими принципами, она пойдет в постель Гейджа. Ее душа лекаря не позволит умереть Эдвине.

— Итак, что же у тебя есть такого ценного? — повторил свой вопрос Малик.

Если сделка и состоится, то, она не сомневалась, Гейдж о ней расскажет своему другу.

— Секреты, — улыбнулся Малик. — Какая же ты восхитительная женщина. Я обожаю тайны.

Малик любил каждую грань жизни. Он встречал каждый день, как Божью милость, радуясь и ликуя. Бринн с нежностью сестры посмотрела на него.

— Не всегда тайны оказываются добрыми.

— Но всегда интересными, и потом, у тебя не может быть страшных тайн.

Огонь. Кровь. Стоны. Спасение. Бегство в лес, а тебя преследуют, как дикого зверя… люди.

— Неужели?

Бринн натянула одеяло на его плечи и взглянула на спину ехавшего Гейджа Дюмонта. Вот в чьей жизни секреты наверняка замешаны на интригах и насилии.

Словно почувствовав ее взгляд, он оглянулся и посмотрел на нее через плечо. Невольно резко вздрогнув, она напряглась. Его ярко-голубые глаза, встретившись с ее взглядом, словно физически прикоснулись к ней. По телу разлилось приятное сладостное тепло и уже ставшая привычной слабость.

Он не отводил глаз от ее лица, к Бринн ужаснулась при мысли, что он поймет ее состояние, ее поражение. Она торопливо закрыла глаза, но, поняв, что тем самым выдала себя, попыталась спокойно взглянуть на него. В этом безмолвном разговоре глаз Гейдж оставался для нее недосягаем.

Улыбнувшись, он повернулся и галопом поскакал к лесу.

Еще до полудня они достигли леса, простиравшегося недалеко от Гастингса. Лагерь разбили на холме, откуда открывался вид на красивый небольшой пруд, и Малик облегченно вздохнул, растянувшись на своем лежаке в палатке.

— Так-то гораздо лучше. Я терпеть не могу повозки.