|
В голове Мирины билась одна мысль – не дышит. Княжна дёрнулась было подбежать, увериться, что дышит, да к месту себя пригвоздила: он тот, кто жизнь её изломал, не достоин и толики её сострадания. Но одна мысль сменялась другой, терзая всё хлеще, её бросало из стороны в сторону, изматывая, и ощущала она лютую злость и отчаянную жалость – он же от стрел загородил, себя подставляя. Мирина попыталась отринуть это – себе в угоду лишь поступил так, она же для него как вещь, его прихоть, его желание, игрушка, которую посадил в клетку. Ступни так и пристыли к земле, и что делать, не знала. Сердце сжималось больно при виде утекающей из могучего тела жизни, такой неукротимой, буйной. Только недавно он смотрел на неё горячо, протяжно, ласкал губы, и следы его пальцев ещё жгли кожу на шее, запястьях, как отметины, горели и не были противны вовсе. Мирина, сжав кулаки, шагнула всё же, ступая к нему, покидая укрытие. Так и казалось, что пролетит где-то ещё стрела, но её взгляд был устремлён только на вождя.
Его пальцы вдруг пошевелились, будто её приближение почуял, вонзились в песок, загребая судорожно, но очнуться Вихсар так и не смог, лишь тяжело вздохнул и замер – казалось, больше и не выдохнет, но всё же крепкая грудь вновь опустилась обрывисто и поднялась, выпуская выдох и вбирая скудно воздух в себя. Мирина, сбросив оцепенение, упала на колени рядом, подползая ближе, заглядывая в лицо, убирая волосы смоляные влажные, открывая заметную бледность, на фоне которой брови тёмные вырисовывались чётко. Княжна осторожно протянула руку, зарывшись дрожащими пальцами в пряди, и те потонули во влажных липких волосах, нащупывая на затылке рану. Внутри оборвалось всё – голову тоже задела стрела, оставив борозду глубокую на коже. Вихсар от прикосновения её пошевелился, издав мучительный стон, по лицу судорога боли прошла, искривляя черты застывшие. Княжна тут же отняла руки, огляделась по сторонам: охваченный заревом, пылал лагерь, истошно ржали и всхрапывали кони, шарахались от пламени, воины бегали по становищу, пытаясь спасти остатки пожираемых огнём вещей. Горячий страх вплеснул в груди, и нутро, как плита древняя, шевельнулось, дрогнув – не знала, чего хотела больше: чтобы он не шевельнулся более, или чтобы жил. И как брат её там, удалось ему сбежать, или точно так же лежит на земле, кровь теряет? Сердце сжалось в груди больно от чувств разных, смятения дикого, и голова совсем не соображала ничего. Мирина отринула прочь всё, что лишало её и дыхания, и остатков воли и разума. Торопливо расправив подол рубахи ночной, рванула ткань, отделяя лоскут. Она оглядела Вихсара ещё раз, уже внимательней. Стрела так и осталась торчать из рёбер, и оттуда всё ещё текла струйками кровь – её трогать нельзя, пока наконечник не срежут, и только сильные руки смогут вытянуть древко, да надо так, чтобы рука не дрогнула. Осторожно приподняв голову, княжна начала обматывать её тканью, вспоминая нужные слова, чтобы кровь запереть в ране, находила их, выговаривая тихо, не сбиваясь, иначе силу они свою потеряют. Ткань пропиталась быстро, но с последним оборотом да закреплённым узлом тугим кровь замедлила бег. Мирина же ощутила, как тяжесть легла на плечи, пригнула к земле ношей непосильной усталость, вновь обрушились на неё все звуки и запах дыма, и ржавый – крови, вливаясь в самое нутро, въедаясь в кожу и на языке горечью оседая и солью – губы прокусила. Громкий окрик заставил её вздрогнуть и отодвинуться. Угдэй вместе с Агрешей и ещё двумя воинами приблизился грозно широким шагом. Мирину с ног до головы онемение окатило – от батыра только гнев волной обрушился на хрупкие плечи девушки, всю до капли ярость направил на неё, окончательно выбил из Мирины дух. Рядом с ней он как вол – огромный, устрашающий – предстал так быстро, отгораживая от хана, нависая, что она и опомниться не успела. Чёрные глаза батыра смотрели сверху-вниз, жгли, и яд их обездвиживал её всю. |
