Девица смолкла послушно, смотря с отчаянием на хана. Раньше бы Вихсар и сам не отказался от трофея. Но сейчас он ждал другую. Даже Лавья стала горькая и солёная, как морская вода, после того, как появилась в его постели Мирина. Её вкусом сладким и спелым он никак не мог насытиться, каждый раз, из ночи в ночь. И сейчас, смотря на пленницу и будто сквозь неё, он вспомнил самую первую из ночей с княжной…

Вихсар вздрогнул, сжал зубы и кулаки, чувствуя, как при мысли о Сугар сгорает до самого основания. Придётся самому идти к ней, слишком долго она заставляет его ждать.

– Домой ты уже не попадёшь, – ответил он, наблюдая, как увяла зелень в глазах пленницы. – Если будешь тихо и смирно себя вести, пойдёшь в услужение к княжне, – заключил он. – А если нет, то станешь ублажать моих воинов.

Девка хлопнула ресницами, проглатывая сказанное, ошарашенно посмотрела на Угдэя, потом на Бадгара, понимая всю тяжесть незавидной своей судьбы, которая грозила ей, если попытается ещё раз сбежать. Вот и хорошо. Вихсар глянул на Бадгара, жестом приказывая увести. Воин подхватил девку, как мешок с ветошью, поволок прочь из шатра.

Подняв чару к губам, Вихсар сделал глоток. Угдэй молчал, но хан кожей ощущал на себе его недоумение. В тишине они находились недолго. Скользнул по щеке сквозняк, Вихсар словно по мановению повернул голову, пристыв взглядом ко входу.

– Оставь нас, – велел батыру, не выпуская из-под взгляда застывшую на пороге княжну.

Угдэй грузно поднялся, оправив пояс и тяжело глянув на хана, направился к выходу. Мирина посторонилась, позволяя мужчине выйти наружу. Когда он ушёл, на бледном лице княжны отразилась растерянность.

При виде отдохнувшей Сугар хан ощутил, как вино заиграло в крови гуще, пуская волны жара по телу. Нежная, чистая, как роса поутру. На ней была льняная белёная рубаха-платье до пола с просторными широкими рукавами, скрывающими узкие запястья – не для работы, для красоты. Платье подвязано пояском, вышитым вишнёвого цвета нитью, концы его падали ниже колен. Волосы, как и всегда, заправлены в косу, открывая тонкую шею, ложбинку между ключицами, так отчётливо видневшуюся в низком вороте. Вздымалась и опадала округлая высокая грудь. Никаких громоздких украшений. Словно кувшинка речная, легко и скользяще вплыла в шатёр, освещая своим присутствием всё вокруг. В руках она держала котомку.

– Проходи, Сугар, – пригласил хан, не спуская с неё пристального взгляда.

Мирина выждала немного, будто ещё решала, остаться или уйти, да только поздно – она пришла, сама, хоть и по его просьбе. Но если решит уйти, он не станет её останавливать.

Вихсар с жадностью и спокойствием пронаблюдал, как она прошла вперёд, качнув бёдрами, не ведая, какую силу пробуждает в нём. Он подал ей руку. Мирина посмотрела на него сверху, растерявшись ещё больше. Протянула руку, вложив в его ладонь. Пальцы ровные, гладкие, прохладные, их хотелось гладить, целовать, всю её целовать, вкушать сладость кожи, пропитаться запахом дурманным.

– Я принесла кое-что, – попыталась она высвободить руку, но Вихсар не позволил.

Вот зачем она ходила в чащобу – его Сугар старалась для него. Гордая княжна, неприступная Сугар, была ещё и великодушной – качество достойное его будущей жены.

– Потом.

Вихсар забрал из её руки котомку, бросил рядом, поднёс её пальцы к своим губам, поднял взгляд, погрузившись в глубину голубых глаз. В них по-прежнему блуждала скованность и стеснённость, и что-то ещё, то, от чего лёд в её глазах таял, делая взгляд тёплым, тягучим, туманным. Мирина сжала губы, и те налились краской, делаясь такими же вишнёвыми, как поясок на узкой талии. Желание, подогретое хмельным зельем, огненной волной всколыхнулось в нём, бросая в дрожь. Опьянённый красотой и ароматом, он притянул её к себе ближе.