|
Над ним оказались глаза Ирады, голодные, полные желания. Именно такое же ненасытное жгучее желание он хотел видеть в глаза княжны. Взяла злость, Вихсар обхватил наложницу за талию, развернул к себе спиной, ставя ее на четвереньки, погладив по животу, бедрам, сдернул штаны, смяв жестко ягодицы с бронзовым отливом кожи, скользнул меж ног, лаская нежные складки плоти, мокрой и мягкой. Ирада, охнув, выгнулась, принимая его пальцы внутрь себя, задвигала бедрами, насаживаясь плавно и быстро, разжигая в нем вновь неуемный огонь вождения. Оно горячей лавиной прошло с головы до ног, сотрясая нутро. Вихсар подтянул девушку за бедра к себе плотнее, обхватив лодыжку одной рукой и намотав черные косы на кулак другой, проник плавно и медленно, вбиваясь твердо и жестко, размеренно дыша, закрыв глаза, слушая всхлипы. И вновь видел перед собой образ той, что разжигала в нем неутолимый огонь желания, таким близким и холодным светом сияла его Сугар.
Глава 3 День тянулся за днем мучительно долго. К вечеру, на исходе второго дня до праздника плодородия, каждый будет должен отдать дань земле и колу, принести щедрые требы и поблагодарить богов за минувший год и богатый урожай. Арьян измерил весь острог шагами, не зная, куда и примкнуться. Три раза в день собирались всеми в терме, чтобы вместе сотрапезничать да обмолвиться словом. Ерислав, как обещал, был занят сбором своей дружины. Князь Гостивой грозил лишить его всего, если тот все же осмелится пойти на валганов. Он, как и князь Вяжеслав, был против того, но разве остановишь буйную голову. Не удержишь, уж как ни старайся, но в одном Гостивой все же ограничил сыновей — увел из детинца набранных кметей, поэтому братья поступили по-иному, решив проехать по весям окрестным в тайне. И точил сердце Арьяна червь сомнения от того, что нарушает волю старших князей, да ничего не мог поделать, назад уже дороги нет, иначе он изменит самому себе, как жить потом с этим? Задумал даже испросить волю богов, да тут же и передумал — какой бы ни был знак, он не отступит. Изредка сталкивались с братом днем. Данимир, похоже, один оставался, как и по обыкновению своему, расслабленный и даже в приподнятом духе, но только не в предчувствии предстоящей встречи с врагом. Другая у него ныне была забота, и имя ей — Люборада. Арьян в том убедился, когда ранним вечером встретил их милующихся в сумраке под яблоней. С одной стороны был рад, что братец позабыл связь с валганкой, которая оборвалась весьма скверно, но с другой, Данимир не о том думает. Хотя какая ему забота. Это Арьян весь истерзался, разрываясь на части в смятении и ожидании. Княжич посмотрел на закат, щуря глаза от пышущего алого зарева, распростершегося по всему горизонту. Отсюда, с высоты крепостной стены, весь посад был как на ладони вместе с простирающимися до бескрайности лесами и холмами. Арьян вместе с дуновением теплого ветра уловил тихие шаги, и они не похожи были ни на шаги брата, ни на шаги братьев-близнецов, ни на шаги Мечеслава, и уж тем более, Векулы. Княжич обернулся. Дана, казалось даже сбилась с шага. Старшую княжну он видел редко за время пребывания в Излуче, а если и сталкивался, она прятала взгляд и даже, казалось, избегала, хотя раньше дочь Гостивоя не отличалась чрезмерной робостью. И удивило, что она сейчас делает тут. За ее спиной он заметил и чернавок, что верно сопровождали молодую княжну, вступившую в пору на выданье. — Добрый вечер, — поздоровался Арьян, когда Дана остановилась в шаге от него, опершись о брусья, устремляя взор на закат. — И тебе доброго, княжич, — обронила она. Сегодня княжна была особенно нарядна: в длинном, до пола, бледно-зеленом платье из парчи, расшитом бисером по вороту и рукавам, стягивающим узкие запястья, на голове венчик с подвесками разными — луницами да кольцами. — Завтра все на реке будут костры жечь, песни петь. Весь посад соберется, — начала Дана, оглаживая, будто невзначай, рассохшееся на солнце дерево. |
