– Рука не болит.
Мертвые не молчат
Стеблов высадил Коляна у ворот больницы. Спросил:
– Тебя подождать?
– Не надо. Тут, наверное, очередь.
– Ну смотри…
Варнаков миновал небольшой скверик и приблизился к главному входу. Он поднимался по ступенькам крыльца, когда из дверей вышел капитан Сидоренко в сопровождении какого-то перца в джинсовом костюме. Сидоренко возглавлял в отделе внутренних дел Искитима подразделение по борьбе с незаконным оборотом артефактов. Варнаков был знаком с капитаном шапочно – сталкивался несколько раз, когда еще служил в отряде особого назначения, но плотно не пересекался. И не жалел об этом. Осведомленные люди поговаривали, что Сидоренко имел общие дела с небезызвестным Родионом Волчковым, а Колян «оборотней в погонах» презирал. Вот и сейчас ни он, ни Сидоренко не поздоровались – лишь посмотрели друг на друга и отправились каждый своей дорогой.
Показав удостоверение, Варнаков получил халат и прошел в реанимационное отделение. Там он минут десять безуспешно пытался выяснить подробности смерти «Веры Ивановой» – его отфутболивали, потому что произошла пересменка, и работавший ночью персонал уже разошелся по домам. Наконец, какая-то медсестра, оценивающе взглянув на настойчивого полицейского, снизошла до его проблемы. Поигрывая глазами, она посоветовала обратиться к женщине, лежавшей вместе с «Ивановой» в реанимационной палате.
– Она еще там находится, – сказала медсестра. – Может, вспомнит чего.
– С ней можно разговаривать?
– Даже не знаю. – Женщина выразительно надула пухлые губы.
– Извините, как вас звать?
– Вообще-то я Наташа.
– Наташа, мне очень нужно. – Колян молитвенно прижал ладонь к сердцу. – Просто край.
– Вообще-то это у врача… так-то ей уже лучше. Но…
– Пять минут.
– Ладно. Но я в коридоре подожду, – строго сказала медсестра. – Ее Сания зовут.
Сания лежала под капельницей. На вид – лет сорок. Смуглое лицо с широкими скулами и узкими продолговатыми глазами сразу выдавали представительницу восточной народности.
– У вас тут ночью женщина лежала, умерла утром, – сказал Варнаков, присев рядом на стул. – Вы ее запомнили?
– Совсем не запомнила, однако. Стонала она иногда. Вскрикивала. Один раз меня сильно разбудила.
Сания говорила с характерным произношением, иногда неправильно расставляя слова, которое Колян встречал у жителей татарских деревень.
– А когда она умерла, вы… Вы что-то видели?
– Видела. Когда ее увозили – видела. А когда умерла – не видела. Спала я тогда. – Она прикрыла глаза и провела кончиками пальцев по лбу. – Жалко ее. Молодая совсем была. И вот – нету уже.
– Почему вы решили, что она молодая?
– Я не знаю. Медсестра так сказала. Жалела. Молодая, говорит, совсем.
– Вы сказали: она вскрикивала. Может, слова какие-то произносила?
– Слова произносила. Только неразборчиво. Бредила, наверное.
– Совсем ничего не разобрали?
– Почему ничего? «Ай гюль» она говорила. Несколько раз. Еще говорила «Скажите отцу».
– Скажите отцу?
– Да, скажите отцу. Медсестре она говорила.
– Медсестре?
– Да, ночью. Когда та к кровати подходила, она сказала: «Скажите отцу… пусть… ай гюль».
Варнаков на секунду задумался, затем повторил, имитируя интонацию собеседницы:
– Скажите отцу… пусть… ай гуль? Так?
– Может, и так. |