Изменить размер шрифта - +
 — Распорядитель помолчал, потом осторожно спросил: — На будущее… двадцать первый номер оставить за вами?

— За мной? Нет, не стоит, — прозвучало в ответ. — Мне жаль, мистер Роджерс.

— И нам жаль, мисс Гудмен.

— Я отнесу ваш багаж, Гарриет, — крикнул с верхней площадки Франциск.

— Это… вовсе не обязательно, — замялась она. — Джим…

— Ждет вас в машине. — Франциск сбежал по лестнице в вестибюль. — Я еще раз прошу прощения за то, что случилось. — Он подхватил чемоданы.

— Не стоит, — рассеянно повторила женщина. — Я никогда не думала, что… — Она умолкла и пошла к выходу на террасу.

Спускаясь за ней по ступеням, Франциск мягко сказал:

— Гарриет, вам нечего опасаться. Это не бешенство, и один контакт, если так можно выразиться, ничего в вас не изменит.

Гарриет Гудмен застыла на месте, потом обернулась.

— А сны? Как быть со снами? — Взгляд ее был печален, и вопрос, содержащий упрек, прозвучал скорей жалобно, чем обвиняюще-гневно.

— Вы знаете испанский? — Она озадаченно кивнула. — «Y los todos estan suenos; Y los suenos sueno son», — процитировал он. — Думаю, это правда.

— «И все есть сны, и сны суть сон». — Пристально посмотрев на знатока испанской поэзии, Гарриет двинулась дальше.

— Поэты не лгут, Гарриет. — Франциск поравнялся с ней и зашагал рядом. — С моей стороны вам тоже нечего опасаться.

Она вновь кивнула.

— Но в будущем году я сюда не приеду.

Он не удивился.

— Я тоже.

Она встрепенулась.

— Где же вы будете?

— Пока не знаю. Мадлен хочет в Париж, да и я там давно уже не был. — Франциск глухо кашлянул и кивнул Джиму Саттону, стоявшему возле «порше».

— Как давно?

Он помолчал.

— Около полувека.

Она вздрогнула и отвернулась.

— До встречи, Франциск. Если это ваше настоящее имя.

— Оно не хуже любого другого. — Они подошли к машине. — Куда положить чемоданы?

— Я положу, — сказал Джим Саттон. — Вы позаботитесь, чтобы ее развалюху вернули прокатной компании?

— Конечно. — Франциск протянул женщине руку. — Вы многое значили для меня, Гарриет.

Та, помедлив, пожала сухую крепкую кисть и сказала — без ревности, но с легкой досадой:

— Однако Мадлен — единственная, не так ли?

Франциск пожал руку Джиму Саттону, и опять подошел к Гарриет.

— Верно, Мадлен единственная. — Он придержал для нее дверцу «порше». — Но… — Последовала короткая пауза. — В мире не существует и другой Гарриет.

Дверца захлопнулась, и провожающий повернулся к машине спиной. Джим Саттон и Гарриет Гудмен смотрели, как он уходит от них своей танцующей, легкой походкой, пропадая в игре света и тени, — этот невысокий, но удивительно сильный, удивительно ладно сложенный и затянутый во все черное человек.

 

* * *

 

Письмо графа де Сен-Жермена к Мадлен де Монталье

 

«Рю де Жанивер, 564,

Париж, Франция.

24 декабря 1981 года

 

Для передачи в отдел античности.

Экспедиция Марсдена, Ла-Пас, Боливия.

 

Мадлен, дорогая! Прекрасно, я хочу попытаться еще раз. Воистину что-то есть в нашей любви, если она все не гаснет.

Быстрый переход