— Можете-можете, успокойтесь. — Франциск снова сел, но пистолет не убрал. — Видите ли, до вас мне, собственно, дела нет, но, находясь здесь, вы представляете для меня весьма значительную угрозу. Не сочтите это за комплимент, я никоим образом не хочу вам польстить.
— Смертным не дано знать, как тяжела жизнь после гроба! — взвыл Лорпикар, пытаясь хоть как-нибудь сохранить достоинство, но сконфуженно смолк, услышав иронический смех.
— Вы так заняты собой — позами, громкими заявлениями, что даже не пробуете задуматься: а кто, например, я?
— Но вы гуляете днем, — озадаченно произнес Лорпикар.
— А также пересекаю ручьи и хожу по лужам. И все потому, что набиваю подошвы землей своей родины. Вам что, неизвестен такой способ защиты? — Заметив изумление на лице ночного пришельца, музыкант покачал головой. — Я молюсь, беру в руки распятие. А еще знаю, что травма спинного мозга несет нам бесповоротную гибель. Так что предупреждаю: пуля, вошедшая между лопаток, успокоит вас окончательно и навсегда.
— Но раз вы вампир, то… — В тусклых глазах Лорпикара блеснуло нечто похожее на оживление.
— Это мало что значит. Моя снисходительность к существам, мне подобным, не распространяется на убийц. — Будничный тон заявления лишь подчеркивал его непреклонность. — Преступление всегда преступление, зарубите себе на носу. А еще усвойте, что именно поступки, подобные вашим, заставляют людей ополчаться на нас. Не надо скрипеть зубами, не надо искать себе оправданий. — Франциск без тени смущения или страха разглядывал долговязого кровопийцу. — Я тоже был молод и делал ошибки, но самообман всегда мне претил. В конце концов я нашел пристойные способы выживания, а несколько позже научился утолять свою жажду не причиняя партнерам особенных неудобств. И…
— Скажите уж прямо, что вы сами имеете виды на женщину, за какой я пришел, — с циничной усмешкой перебил Лорпикар.
— Возможно. Но я не сторонник насилия.
Лорпикар засмеялся.
— Нам ведь, если задуматься, нужна вовсе не кровь, — сказал спокойно Франциск. — Кровь только носитель различного вида энергий. И высшими животворящими силами ее способна наполнить одна лишь любовь.
— Любовь? — с отвращением произнес Лорпикар. — Любезный, я понял: вы просто сентиментальный слюнтяй. — Он подобрался, услышав, как часы отбивают четверть второго. — Я с удовольствием вас бы послушал, но — увы — мне пора. У вас недостанет духу спустить курок, а меня мучает голод! Убирайтесь с дороги!
— Это невозможно, — покачал головой Франциск.
— Я иду к ней! — захохотал Лорпикар.
— Стойте там, где стоите! — приказал Франциск, угрожающе шевельнув пистолетом.
Грохнул выстрел. Мистера Лорпикара швырнуло на стену, он мучительно всхлипнул, сползая по ней, и затих.
Музыкант обернулся. На пороге салона застыл удачливый мститель.
— И давно вы здесь? — поинтересовался Франциск после паузы.
— Достаточно, чтобы успеть понять, куда надо целиться, — ответил Джим Саттон, аккуратно ставя к ноге винтовку двадцать второго калибра.
— Я думал, вампиры превращаются в пыль или растворяются в воздухе, когда их убивают, — пробормотал журналист, втаскивая на взгорок недвижное тело.
Франциск, его поджидавший, спокойно сказал:
— Боюсь, вас ввели в заблуждение. Посмертной смены обличья тоже не следует ожидать.
— Черт. Куда как легче было бы волочить за крылышко тушку летучей мыши.
Джим, тяжело дыша, проследил, с какой легкостью его спутник взваливает убитого на плечо, потом сердито пожаловался:
— В этой истории мне далеко не все ясно. |