Небольшое - видимо, подвальное или полуподвальное - помещение, заставленное телеаппаратурой, но одновременно напоминающее комнату свиданий самого дурного пошиба: засаленный диван, кустик алоэ на кособокой этажерке, разрезанная пивная жестянка, приспособленная под пепельницу, груда пустых бутылок в углу... на столе - покрытые бурым чайным налетом чашки и заварочный чайник. Рядом с чайником, раскинув поперек столешницы провод с вилкой, валяется кипятильник.  - Оплата сдельная, - говорит Альбина, а Марина нерешительно осматривает электронику, - по приемке видеоматериалов. От удачи, конечно, дело тоже зависит - сколько народу во время вашего дежурства придет, да насколько интересно они болтать будут... Но предварительный отбор - это уже дело вашего ума и понимания.  - Только... Альбина Давыдовна, я в этой технике...  - Это все элементарно. Запись идет автоматически, длится по каждому персонажу две минуты, потом отключается. Вы сидите тут и смотрите. Если что-то интересное, полезное... словом, то, что вам хотелось бы потом увидеть по своему телевизору дома, вы оставляете. Если чушь - отматываете пленку назад и следующего пишете поверх. Вот кнопка и вот кнопка, а больше вам и знать ничего не надо. Не знаю, устроит ли вас время... но поймите сами, вы человек для нас новый, почти что с улицы... поэтому покамест придется потерпеть. Зато в смысле персонажей это может оказаться наиболее забавно. С десяти до двенадцати вечера... Что? - увидев, как изменилось лицо Марины, почти злорадно говорит она - не устраивает?  - Устраивает, - после едва уловимой заминки говорит Марина. - Вполне устраивает. Только... хотелось бы знать, когда...  - Когда первая выплата? - сразу понимает Альбина. Марина смущенно говорит, почти шепчет:  - Да...  - Материалы мы просматриваем ежедневно. Если набежит какой-то приличный кусок - можете рассчитывать на аванс в конце недели.  - Спасибо... Огромное вам спасибо...  Оператор, сидящий перед монитором и молча слушавший весь разговор с дымящейся сигаретой в зубах, на миг оборачивается с веселой, почти издевательской улыбкой.  - Ну, значит, сегодня в десять мы вас ждем, - говорит Альбина. - Не опаздывайте. Предыдущему наблюдателю тоже домой хочется.  - Нет-нет, - говорит Марина. - ни в коем случае не опоздаю.

 Ранний зимний вечер. Солнце уже закатилось, но еще светло, закат полыхает на полнеба. Марина медленно протискивается среди толпы у ларьков, присматривается. Встает в очередь за хлебом; за хлебом - единственный ларек, возле которого очередь. Дует резкий ветер, все мерзнут, кутаются, ежатся, отворачиваются, но в завихрениях между домами он дует то слева, то справа - не уберечься. Наконец подходит очередь Марины - она берет какой-то жалкий, самый дешевенький батон и половинку ржаного, а потом долго расплачивается, укладывая бумажку к бумажке; нет крупных купюр. "Ну что вы там копаетесь, дама!" - кричат ей сзади разраженною. Переходит к следующему ларьку, долго присматривается в нерешительности, потом покупает две сосиски. Когда она говорит продавщице "Две сосиски", та смотрит на нее, как на сумасшедшую, но - времена сменились, и клиент теперь всегда прав - режет розовую гирлянду. Со вновь раздувшейся сумкой - место толстой папки с машинописью заняли продукты - Марина идет прочь.

 Теперь уже темнеет - прошло, пожалуй, немногим меньше часа. Совсем уже без сил, волоча сумку, Марина преодолевает полукилометровую полосу препятствий от трамвая до дома. Вдали светят окнами чудовищные, нелюдские громады жилых домов - поставленные на попа бетонные бараки образца восьмидесятых.