– И он тебя убил? – спросил Оладан.

– В некотором смысле. Я вскочил. Меча у меня не было. Как и причины его убивать, собственно, поскольку он являлся пострадавшей стороной (а у меня сильно развито чувство справедливости). Я вскочил и выпрыгнул из окна. Без одежды. Под дождь. В пяти милях от своего жилья. И в результате, разумеется, пневмония.

Оладан рассмеялся, и этот звук больно резанул Хоукмуна.

– От нее ты и умер?

– От нее, если быть точным и если этот странный оракул не врет, я умираю прямо сейчас, пока мой дух сидит на продуваемом всеми ветрами холме, что, кажется, нисколько не лучше! – Д’Аверк вошел под защиту стены, оказавшись в пяти футах от того места, где затаился Хоукмун. – А ты, друг, как погиб?

– Упал со скалы.

– Высокой?

– Не… футов десять.

– И от этого ты погиб?

– Нет, меня убил медведь, который стоял под скалой. Поджидал меня там.

Оладан снова засмеялся.

И снова Хоукмун ощутил острую боль.

– Я умер от скандинавской чумы, – сообщил Боженталь. – Или только должен умереть.

– Я пал в сражении со слонами царя Орсона в Туркии, – добавил тот, кто считал себя графом Брассом.

Хоукмуну они здорово напоминали актеров, которые работают над ролью. И он поверил бы, что они актеры и есть, если бы не их интонации, их жесты и манера держаться. Были небольшие отличия, однако ничего такого, что заставило бы Хоукмуна подумать, что это не его друзья. Но при этом они не знали друг друга, как граф Брасс не знал его самого.

Когда Хоукмун вышел из укрытия и двинулся к ним, в голове у него забрезжила идея, каким может оказаться правдивое объяснение.

– Добрый вечер, джентльмены. – Он поклонился. – Я Дориан Хоукмун Кёльнский. Я знаю, что ты Оладан, ты Боженталь, а ты Д’Аверк, с графом Брассом мы уже встречались. Вы прибыли, чтобы уничтожить меня?

– Поговорить, если получится, – сказал граф Брасс, усаживаясь на плоский камень. – Я теперь считаю, что весьма справедливо сужу о людях. На самом деле я поразительно хороший судья, иначе не прожил бы так долго. И я не верю, что ты, Дориан Хоукмун, склонен к предательству. Даже в ситуации, когда предательство можно было бы оправдать – когда ты сам был бы склонен оправдать предательство, – сомневаюсь, что ты сделался бы предателем. И вот это в сложившемся положении беспокоит меня больше всего.

Теперь второе: мы, все четверо, тебе известны, хотя мы тебя не знаем. Третье: похоже, только нас четверых отправили в этот странный загробный мир, а в подобные совпадения я не верю. И четвертое: всем нам была рассказана одна и та же история о том, что ты предашь нас в будущем. И вот теперь, принимая всё это во внимание, я делаю вывод, что в какой-то момент в будущем все мы встретимся и станем друзьями, – у тебя есть какие-нибудь предположения в этой связи?

– Все вы из моего прошлого! – воскликнул Хоукмун. – И все вы кажетесь мне моложе: и граф Брасс, и ты, Боженталь, и Оладан, и ты тоже, Д’Аверк…

– Благодарю, – насмешливо отозвался Д’Аверк.

– И это значит, что никто из нас не умер той смертью, которой, как он сам считает, умер: в моем случае в битве в Туркии; от болезни, в случае Д’Аверка и Боженталя; и от лап медведя в случае Оладана…

– Вот именно, – подтвердил Хоукмун, – потому что я познакомился со всеми вами позже и вы были очень даже живыми.