Бык сел на край скамьи. В чаше фонтанчика плавал тёмно-зелёный глянцевый лист. Солнце поднималось к зениту, становилось жарко. Быку подумалось, что неподвижное солнце над «ХроноРозой» заставляло его нервничать, пусть он и не хотел сознаваться в этом. Живое движущееся солнце над Тортугой было куда приятней. Бык собирался облиться холодной водой ещё раз, когда высохнет.

— Согласен, — отозвался Бык. — Спасибо, что сказал. А теперь «во-вторых», пожалуйста.

Цейно негромко засмеялся.

— Во-вторых, я хотел спросить тебя, и очень строго спросить: куда ты после всего этого ломанулся в одиночку? Кому и что ты хочешь доказать? До сих пор ты не выглядел идиотом.

Бык поперхнулся.

— Ты что, следил за мной?

— Вполглаза.

Бык вздохнул. «Только соглядатая мне не хватало, — подумал он. — Готов спорить, капитан Цейно за мной не посылал».

— Я пришёл сюда полюбоваться на вещи, — сказал он. — Давно собирался. Вот и всё.

— Я должен в это поверить?

— Зачем ты за мной увязался?

Цейно улыбнулся — прежней бесстрастной улыбкой куклы.

— Дай угадаю, — сказал он. — Думаешь, ты один на «ХроноРозе» легендарный герой, убийца дракона? А остальные ученики Веньеты — так, случайно у дороги валялись? За два месяца ты не дал себе труда спросить. Может, Ниаль тоже сражалась за свой народ? Её звали Ниалерос Пламенная. Может, Лаваро два года просидел в осаждённой крепости, но так и не сдал её? Может, Кориш повёл свой отряд, пять десятков голодных и вшивых против тысячи, и тысяча побежала? И это я говорю только о воинах. Мужества многих других ты даже оценить не способен.

Бык стиснул зубы и перевёл дыхание, сдерживая приступ гнева. Вряд ли Цейно лгал, а если он говорил правду, то упрёк был справедливым. Бык действительно не расспрашивал. Сам он не особо стремился рассказывать о минувшей жизни и полагал, что остальные тоже не хотят предаваться воспоминаниям.

— А кем был ты? — спросил он.

— Личным секретарём.

— Чьим?

— Его имя тебе ничего не скажет. Последнюю разведсводку я передал из бункера, где он прятался. Уже после нашей победы. Меня застрелили свои, когда брали этот бункер. Они не знали.

Бык помолчал.

— Так ты, стало быть, великий шпион? Думаю, у тебя есть свои… цели.

— Теперь я ученик капитана Аладору, — отрезал Цейно. — И рассчитываю однажды стать его солдатом. Это моя цель.

Бык помолчал ещё, выбирая слова.

— Тогда, — сказал он, — возможно, ты поймёшь лучше, чем я.

…Было в этом что-то странное, почти неправильное. Бык рассказывал о случившемся Цейно, которого терпеть не мог, и рассказывал много подробней, внимательней и вдумчивее, чем Листье, которую любил и которой доверял всецело. Но капитан Аладору верил Цейно, а значит, ему стоило верить. И Цейно по-прежнему был искушённым соглядатаем, как Бык по-прежнему оставался воином. Цейно понимал человеческое коварство лучше, чем белая чайка Листья… во всяком случае, так думал Бык. Цейно слушал его, окаменев. Он полностью сосредоточился на том, что узнавал от Быка. Лицо его стало совсем неживым и он как никогда был похож на куклу, но сейчас это не казалось отталкивающим.