– И что с того? – Джонас вытер усы, в которых застряли крошки омлета. – Не хотите же вы сказать, что вам туда подмешали кой-чего покрепче?

– Разумеется, алкоголя в моём термосе не было! – фыркнула Доркас. – Уж его-то я бы почувствовала. По-моему, наш таинственный приятель подсунул мне какое-то снотворное. Когда, спросите вы? У меня есть ответ. Помнишь, Элли, я рассказывала тебе про телефонный звонок? Тебя спрашивала какая-то женщина?

– Можешь не продолжать, – вздохнула я. – Пока ты торчала в доме, общаясь с телефонной трубкой, кто-то подсыпал лекарство тебе в чай. Я так и знала, что телефон, эта мерзкая пучеглазая жаба, в сговоре с врагом. Кстати о совместных действиях – если всё так обстояло на самом деле, то речь идёт о парочке злоумышленников: один негодяй караулил за оградой огорода, а другой звонил по телефону. Меня дрожь пробирает! Похоже, мы имеем дело с хорошо организованным и продуманным преступлением.

– За нами наблюдали, и очень пристально, – подтвердила Доркас. – Им известны все наши привычки, вплоть до того, что я беру с собой термос с чаем, когда отправляюсь в огород.

– Отдаю вам должное, вы чрезвычайно трезвомыслящая женщина, мисс Доркас, – подал голос Джонас. – Впрочем, для вас это только к лучшему, поскольку с таким умением готовить, мужа вам вряд ли удастся подцепить. Но ведь Тобиас очутился во рву не тогда, когда вы дрыхли в постели под действием снотворного, а мистер Бентли с мисс Элли лакомились в городе улитками. Вышло бы гораздо дешевле, если бы я насобирал этих тварей в саду, как я всегда делал для Сибил, она очень любит их с уксусом…

– Может, вы всё-таки вернётесь к Тобиасу? – судя по голосу, Бен скорее спал, чем бодрствовал.

– Элементарно, мистер Х., что значит Холмс, если вы не читаете книжек. Малыш Тобиас не мог провести в воде больше получаса. Не то я бы сейчас сколачивал для него гробик. Что вы на это скажете? К чему прилагать столько усилий, чтобы выманить людей из дома, тогда как злодейство совершается, когда вся публика в сборе!

– Прежде чем бросить Тобиаса в ров, его надо было поймать, – возразила я, – а на это у нашего тайного врага могло уйти полдня. И благодаря вам, все его или её труды пропали впустую, – я одобрительно похлопала героя дня по плечу. – Кроме того, если сделать это при свете дня, то вероятность, что мы нашли бы Тобиаса, была бы гораздо выше. Кстати, а почему наш враг не убрал с участка Джонаса?

Бен зевнул так широко, что мог бы проглотить полкомнаты.

– Потому что, как уже было сказано выше, вездесущий противник прекрасно знает, какие за нами родятся грешки. Он знал наверняка, что, когда за Джонасом не присматривают хозяева, он имеет обыкновение прятаться в своей каморке с книжкой в руках, и даже трубный глас, сзывающий на Страшный Суд, не способен выманить его оттуда.

Усталость сделала меня раздражительной.

– Бен, пожалуйста, прекрати кружить по кухне, у меня и так голова гудит, как боксёрская груша. В моих глазах главной подозреваемой всегда будет несносная Ванесса. Я, конечно же, понимаю: вы и представить не можете, что столь очаровательная девушка, способна на столь гнусные злодеяния, но, уверяю, эта мерзавка родную мать разрежет на кусочки и запихнёт в сандвич, если ей покажется, что в нём маловато мяса.

– Личная антипатия, – Бен опустился на стул и закрыл глаза, – не конструктивна и не может служить доказательством. У твоих родственников есть мотив, причём один и тот же.