Доркас осторожно поставила чашку на стол.

– А ты не думаешь, – сказала она, – что неизвестный мог воспользоваться телефоном в домике тёти Сибил? Все знают, что ключ спрятан под подоконником.

– Возможно, ты права, – задумчиво ответила я. – Когда я сегодня осматривала домик, у меня возникло безотчётное чувство, будто внутри кто-то есть. Мне почудилось, что кто-то наблюдаем за мной через щель в занавесках. Во всяком случае, теперь мне так кажется. За тётушкой Сибил водится старушечья привычка подглядывать, поэтому я решила, что она вернулась. Я постучалась, но никто не открыл.

– К счастью для нашего таинственного злоумышленника, тёте Сибил вздумалось попутешествовать. Я даже подумала… – Доркас помолчала. – Женщины её возраста и в самом деле славятся своей привычкой подглядывать из-за занавесок… да и любовь тёти Сибил к ночным прогулками… возможно, враг знал о ней и посчитал, что эта особенность старушки может помешать его намерениям. Перейдём теперь к Джонасу. Я могу понять, почему члены твоей семьи не боятся старика. Ты уже не обижайся, но твои родственники, как и тётя Сибил, считают садовников низшими существами, недостойными внимания. То же самое, наверное, можно сказать и о домработницах, я но я всё-таки ночую в доме.

– Вернёмся к тётушке Сибил, – я вытерла разделочный стол. – Ты не думаешь, что кто-то ей угрожал, и потому она уехала?

– Я бы не удивилась. Возможно, это была не прямая угроза, а дружеский совет. Пара недель вдали от дома пойдут на пользу её здоровью. Может быть, старушка не собиралась следовать этому совету, но тут случилась стычка с Джонасом, и мысль о путешествии показалась ей более привлекательной.

– Ты не находишь, что воображение заводит нас слишком далеко? – я тщательно сложила влажную тряпку, водрузила её подле раковины и скинула туфли. У меня было такое чувство, будто я не спала целую вечность.

Доркас же так и излучала энергию.

– Знаешь, если злоумышленник убедил тётю Сибил уехать, то он вполне мог и попросить её держать язык за зубами.

– К тому же тётушке Сибил очень нравится, когда с ней носятся как с писаной торбой, – желчно добавила я.

– Жаль, что её здесь нет. Потому что в противном случае я бы сказала, что тётя Сибил – наиболее вероятный кандидат на роль второго участника заговора. В главной роли я её не представляю – к сожалению, у старушки нет серьёзного мотива. Нельзя сказать, что она получила очень много, но, во всяком случае, значительно больше, чем остальные твои родственники.

Я и прежде подумывала о роли тётушки Сибил во всей этой истории. Я считала, что на чудаковатую старушенцию следует обратить особое внимание, поскольку, на мой взгляд, с ней обошлись хуже всего. Дядюшка Мерлин мог бы не упоминать о её преданности и кулинарных талантах. У тёти Сибил были все основания меня не любить. Я вполне недвусмысленно дала понять, что думаю о её манере вести хозяйство, яростно набросившись на паутину и грязь, накопившиеся в доме за долгие годы. Наблюдая моё рвение, она могла почувствовать своё духовное родство с обойдёнными в завещании остальных членов семьи. И кроме того, тётушка Сибил не любила котов!

– Но чтобы понять тётю Сибил, – заговорила я, – надо вспомнить, как она относилась к дядюшке Мерлину. Для всего мира Мерлин выглядел старым брюзгой, но для Сибил смысл жизни заключался в том, чтобы бегать за ним с тапочками в зубах. Может, у Мерлина и было трудное детство, которое исказило его взгляды на жизнь, но даже этим нельзя оправдать то, что он не воздал должное тёте Сибил за беззаветное служение ему.

– А эта женщина взяла и уехала, – в голосе Доркас не слышалось особого сочувствия.