«Я его ненавижу», – подумала она, и это простое, по сути, действие – облечение эмоций в слова – несказанно ее удивило. «Я его ненавижу». Это звучало, как песня. «Я ненавижу его за его сильно поджаристые тосты, за его лысину, за то, что он домогается к девушкам в офисе – к молоденьким девочкам, только-только окончившим школу, которые смеялись над ним у него за спиной, – за то, что он не замечает меня, когда не хочет, чтобы я ему докучала, а так происходит всегда, за то, как он говорит: „Что, дорогая?“, когда я к нему обращаюсь с простым вопросом, как будто он больше не помнит, как меня зовут. Как будто он просто забыл, что у меня вообще есть имя».

– Тебе яйца всмятку или вкрутую? – спросила она.

– Что, дорогая?

Джордж Эрншоу был привязан к жене и относился к ней с нежностью, и он бы искренне удивился, если бы узнал, что Амелия его ненавидит. Он относился к ней точно так же – и с тем же эмоциональным зарядом, – как и ко всему, что имелось в доме уже десять лет и по-прежнему продолжало исправно работать. Например, телевизор. Или газонокосилка. Он думал, что это любовь.

– Знаешь, нам все-таки надо сходить на какую-нибудь демонстрацию. – Он постучал пальцем по развороту газеты. – Показать, что нам тоже не все равно, что мы в чем-то участвуем. Э, дорогая?

Тостер пискнул, сообщая, что тосты готовы. Однако наружу выскочил только один сильно поджаристый ломтик. Амелия взяла нож и достала второй, поломавшийся. Тостер им подарили на свадьбу. Подарил дядя Джек. Уже совсем скоро надо будет покупать новый – или учиться делать тосты на гриле, как делала мама.

– Джордж? Тебе яйца всмятку или вкрутую? – спросила Амелия очень тихо, и что-то в звучании ее голоса заставило Джорджа оторваться от газеты.

– Как хочешь, дорогая, – сказал он, ласково улыбнувшись, и так и не понял – о чем потом сообщал всем и каждому на работе, – почему она вдруг расплакалась.

Перо тихо поскрипывало по бумаге, молодой человек полностью погрузился в работу. Глаза горели, на губах играла довольная улыбка.

Душу переполнял странный восторг.

Странные твари скреблись и шуршали в обшивке стен, но он их не слышал.

Тетя Агата в комнате наверху выла, стенала и гремела цепями. Надрывный потусторонний смех летел сквозь ночь от руин аббатства: разрывал темноту, вздымался волнами маниакального веселья. В темном лесу за домом метались нескладные бесформенные существа, и молодые женщины с волосами цвета воронова крыла в страхе бежали от них в ночи.

– Поклянись! – сказал Тумбс, дворецкий, обращаясь к смелой девчонке, которая выдавала себя за горничную. – Поклянись мне, Этель, поклянись своей жизнью, что не расскажешь об этом ни единой живой душе...

В окнах маячили лица и слова, написанные кровью; одинокий вампир в самых темных глубинах склепа склонился над чем-то, что когда-то, наверное, было живым; молния вспорола ночь мимолетным изломом света; безликие твари бродили по миру; все шло, как должно.

КРУПИЦЫ ВОСПОМИНАНИЙ

The Flints of Memory Lane

Перевод. Н. Гордеева

2007

Я люблю, чтобы у всего был сюжет.

Однако в реальности сюжеты встречаются редко, а когда с нами случается что-то странное – тут сюжетов вообще не бывает. У этих странностей нет логического финала. Рассказывать про странное – все равно что рассказывать про свои сны: можно пересказать, что происходило во сне, но попробуй передать словами эмоциональную составляющую, то, о чем потом думаешь целый день.

В детстве я верил, что есть места, где водятся призраки: заброшенные дома и безлюдные пустыри, которые сильно меня пугали.