— Ага, ясно. — Ашраф постарался скрыть свое волнение и похлопал мальчика по спине. — Очень хорошо. — А сам быстро набросал те цифры, что успел запомнить.

После обеда он стал учить братьев алфавиту и цифрам, что вызвало недовольство Мумтаз.

— Теперь ты еще и учитель. Что будет дальше? Может, когда они вырастут, ты им и жен найдешь?

На следующий день Ашраф сшил свадебную рубашку. Заказчик пришел на примерку в конце недели. Ашраф угадал все точно, кроме длины. Рубашка была почти до колен. Мужчина с сомнением рассматривал себя в зеркало, поворачиваясь то одним, то другим боком.

— Сидит замечательно, — нахваливал Ашраф. — Северный патанский стиль, очень модный в наши дни. — После ухода клиента, не до конца убежденного, все трое покатились от хохота.

Через месяц после начала ученичества мальчиков, Ашраф проснулся ночью от приглушенного плача. Он сел, прислушался, но ничего не услышал. Снова лег и задремал.

Но через несколько минут тот же звук разбудил его.

— Что с тобой? — спросила Мумтаз. — Ты все время вскакиваешь.

— Какой-то шум. Девочка не плакала?

— Нет, но заплачет, если ты не успокоишься.

Тихий плач возобновился.

— Это внизу. — Ашраф слез с кровати и зажег лампу.

— Куда ты? Разве ты им отец?

Упреки жены сопровождали Ашрафа все время, пока он спускался в мастерскую. Войдя в помещение, он приподнял лампу, осветив заплаканное лицо Нараяна. Опустившись рядом на колени, Ашраф погладил его по спине.

— Что случилось, Нараян? — спросил он, хотя знал ответ. Тоска по дому должна была проявиться рано или поздно. — Я слышал твой плач. У тебя что-то болит?

Мальчик покачал головой. Ашраф обнял его.

— Когда твоего папы нет рядом, я его заменяю. А тетя Мумтаз — маму. Ты можешь обо всем говорить с нами.

Нараян залился слезами. Проснулся Ишвар и стал тереть глаза, заслоняя их от лампы.

— Ты знаешь, почему плачет твой брат?

Ишвар важно кивнул.

— Он каждую ночь вспоминает дом. Я тоже вспоминаю, но не плачу.

— Ты мужественный мальчик.

— Я тоже не хочу плакать, — сказал Нараян. — Но когда становится темно, все засыпают, и я не могу не думать о папе и маме. — Он засопел и стал тереть глаза. — Так и вижу нашу хижину, от этого становится грустно, и слезы сами текут.

Ашраф посадил мальчика на колени, говоря, что это нормально — думать о родителях.

— Но не грусти. Через несколько недель приедет папа и заберет тебя домой погостить. А когда освоишь профессию портного, откроешь свою мастерскую и заработаешь много денег. Представляешь, как будут гордиться тобой родители! Когда вам взгрустнется, — сказал Ашраф, — приходите ко мне и рассказывайте о деревне, реке, полях, друзьях. После таких разговоров грусть сменится радостью, — убежденно сказал он. Пока мальчики не уснули, Ашраф лежал с ними рядом, а потом тихо поднялся по лестнице, притушив лампу.

Мумтаз дожидалась его в темноте.

— Все хорошо? — спросила она с беспокойством.

Он кивнул, обрадованный участием жены.

— Мальчики просто чувствуют себя одинокими.

— Тогда пусть с завтрашнего дня спят с нами наверху.

Ашрафа растрогало ее предложение, глаза его наполнились любовью.

— Они храбрые мальчики и со временем привыкнут спать одни. Нужно вырабатывать характер, это пойдет им на пользу, — сказал он.