Злоба сбежала с ним, так как сопротивляться было бесполезно, а ее положение на торговом флоте все равно было утрачено. Она сбежала с ним, хотя по-прежнему не знала, как справиться с грядущим кризисом. Она не могла сказать ему правду, ибо лишилась бы его навсегда, но не могла и покориться страстному объятию, которое было у него на уме. Она не могла остаться и не могла уйти.

И в результате, на бесповоротной точке — молчание. Только так могла она удержать его вблизи, но на некотором расстоянии, пока появится какая-нибудь другая, более продолжительная возможность.

Так рассуждал Атон — сейчас, а не в прошлом — и обнаружил, что даже это еще не все. Воображение отчаянно боролось, удерживая его от полного осознания. Душа вычеркивала из памяти весь эпизод столько, сколько могла, а сейчас с неохотой сдавала позиции. Ему необходимо открыть зло, зная, что оно существует, зная, что он недостаточно еще зрел, чтобы противостоять ему.

Эпизод в космотеле не был завершен. Им обоим приходилось разыгрывать его, в прошлом и настоящем, пока не раскроется вся подоплека его мучений.

Тайное стало явным: Атон влюблен в свою мать. «Начни с этого и вернись назад. Переживи вновь… если сможешь».

Назад… Так как она знала, что он вернется, он реагировал на известие с тоскливой нерешительностью. То, о чем он мечтал, не могло произойти. Его милые чувства, какими они могли показаться ее восприятию и которые заставляли блестеть ее восхитительные волосы, были пустой роскошью. Он уйдет и никогда больше с ней не встретится. Обойдется без нее.

Как мало он понимал миньонетку!

Скинув космокостюм, обнаженная. Злоба позвала его.

— Атон, — сказала она. Красота ее была абсолютна.

Он подошел к ней, как делал всегда, смущенный своими мыслями и ситуацией. Ему больно терять ее, ибо с первой встречи в лесу она — как женщина — жила в его любящем воображении.

— Атон, — повторила она. — На Миньоне, — в космотеле он впервые услышал название ее родной планеты, и название это осталось с ним, — на Миньоне культура не похожа на вашу. Я была неправа, что сбежала с иномирянином, но тогда я была молода и не понимала… — Знакомым движением она взяла его за руки. — Атон… на Миньоне женщины живут долго, во много раз дольше мужчин. Миньонетка переживает своего первого супруга, даже если его вскоре не казнят, а затем принадлежит его ближайшему родственнику по крови. Ему она рожает еще одного сына, а тому — еще одного, из одного поколения в другое, пока, наконец, не становится слишком старой и не рожает дочь. Таков наш путь.

Атон молча опустился перед ней на колени, его руки — ее пленники. О чем она пыталась ему рассказать?

— Атон, ты наполовину миньон, ты — моя кровь.

Ужас начал охватывать его, тогда.

— Ты — моя мать…

— Да. Вот почему все так получилось. Вот причина, по которой я пришла к тебе еще мальчику, в лес и подарила музыку и хвею — чтобы в душе ты узнал то, чего не мог постичь из книги. Что ты — миньон, рожденный для миньонетки. Ты должен это сделать, а после тебя твой сын, ибо такова твоя культура и твоя кровь — кровь миньона.

Сопротивляясь тому, что, как он уже знал, было правдой, Атон испытал колоссальное потрясение.