Андрей Дашков. Хюбрис, или В тени маяка
Ну что же, баловень судьбы, иди взгляни На то, как тень «Летучего голландца», Которым неизбежно станешь ты, Уходит в море медленным посланцем Окутанной туманами беды.
Проснулся утром, голову побрил, Когда дошло, что натворил, Я был уже немного неживым. Охранник в Эдемском саду Задал всего один вопрос: «Надеюсь, ты с собой принес?.. Ты знаешь, что имеется в виду».
Часть первая На пути к маяку
1 Я был в таком месте, о котором ничего нельзя рассказать, и вот меня разбудил телефонный звонок. Вначале я не понимал, что это, откуда доносятся тревожные звуки, а когда понял, внутри все застыло в ожидании: что теперь? кто на этот раз? Я уже нахожусь в том неромантическом возрасте, когда от ночных звонков не ждешь ничего хорошего. Да, иногда меня терзает бессонница; случается, я пишу по ночам, но, если бы это зависело от меня, я выбрал бы спокойный сон с двадцати трех до пяти, а вдохновляться предпочел бы на свежую голову. К сожалению, все реже голова бывает свежей. Это не поэтический экспромт, а констатация прозаического факта. Я хоть и ленив, но еще не настолько стар, чтобы поставить телефон возле кровати. Луна за окном светила так ярко, что я различал стрелки на циферблате настенных часов. Было около двух. Дай бог, чтобы кто-то ошибся номером. Это я переживу. Ничего страшного, засну снова. Я прошаркал к аппарату, стараясь не наступить на Зака – этот пес не имеет постоянного места и спит где попало. Странная собака, которая, наверное, думает обо мне: странный хозяин. Иногда у меня возникает ощущение, что я для него и не хозяин вовсе, а кто-то вроде случайного встречного, тоже пережидающего плохие времена в тихом месте. Учитывая обстоятельства, при которых он попал ко мне, это вполне могло оказаться правдой. В шаге от телефонного аппарата я едва не поддался искушению развернуться и направиться в туалет. Физиологический позыв был слабоват, но с мочевым пузырем договориться иногда проще, чем с неизвестностью. Не тянул ли я время? Ну правильно, пытался. Есть у меня такой грешок – все чаще выбираю бездействие, а затем гадаю, постиг ли я мудрость недеяния или попросту струсил. Я надеялся, что тот, на другом конце провода, отвяжется, потеряет терпение… или потеряет надежду. Последняя мысль была моей ошибкой. Я угодил в ловушку долга. Никому не хочется быть последним человеком, которому какой-нибудь самоубийца звонил перед смертью и не дозвонился. Нельзя давать бессоннице еще один повод для визита – у нее на руках и без того слишком много козырей. Я снял трубку: – Алло? – Илья, это ты? – Голос Елены, жены Давида. – Я. – Давид пропал. Так, начинается. – С чего ты взяла? – Его мобильный не отвечает. Он не звонил мне уже больше двух недель. Я попросила Марка связаться с ним по электронной почте и этому… как его… – Скайпу? – Да. – Ну и что? – Ну и ничего. Я чувствую: что-то случилось. Это аргумент. Лет двадцать назад я попросту отмахнулся бы или сказал ей: «Не бери в голову», – но с тех пор кое-что изменилось. Я стал осторожнее. А кроме того, теперь гораздо больше доверяю интуиции. Чему еще доверять, когда традиции истлевают и жизнь становится все абсурднее? – Давай по порядку, – я попытался ее успокоить. – Когда ты видела его в последний раз? – Перед отъездом на этот его дурацкий маяк, месяц назад. Потом он звонил оттуда пару раз, говорил, что скоро вернется и что книга продвигается отлично. |
